Хорошего человека найти не легко (сборник рассказов)

— Заткнись, Бобби Ли, — сказал Изгой. — Нет в жизни счастья.

Угрюмый, сонный ребенок стоял посреди темной комнаты, а отец натягивал на него клетчатое пальто. Правый рукав не налезал, но отец кое-как застегнул пальто доверху и подтолкнул мальчика к приоткрытой двери, откуда к нему протянулась бледная, веснушчатая рука.

— И одели-то его не по-людски, — раздался громкий голос с лестничной площадки.

— О господи… так оденьте его сами, — буркнул отец. — Наверно, и шести еще нету. — Он был в халате и босиком.

Он хотел закрыть дверь за мальчиком, но в двери стояла она — конопатые мощи в гороховом пальто и фетровом шлеме.

— А деньги на троллейбус? Ему и мне, — сказала она. — В оба конца.

Он пошел в спальню за деньгами, а когда вернулся, она с мальчиком стояла посреди комнаты. Она осматривала обстановку.

— Окурков-то, окурков — не продохнуть. Не дай бог мне тут за тобой присматривать, в два счета угоришь, — заметила она, с силой одергивая пальто на мальчике.

— Вот вам мелочь, — сказал отец. Он подошел к двери, распахнул ее и стал ждать, чтобы они вышли.

Пересчитав деньги, она сунула их в пальто и подошла к висевшей над проигрывателем акварели.

— А сколько времени — это мы знаем,— сказала она, вплотную разглядывая изломанные, пронзительных цветов плоскости, расчерченные черными полосами.— Невелика премудрость. Смена у нас с десяти вечера и до пяти, да на трамвае час.

— Ну да, конечно, — сказал он. — Так мы ждем его вечером, часов в восемь-девять.

— Может, позднее,— сказала она.— Мы на реку пойдем. Там нынче будет исцеление. Этот проповедник редко заглядывает в наши края… Не стала бы я деньги платить за такое добро, — заметила она, кивнув на акварель. — Сама бы лучше нарисовала.

— Хорошо, миссис Конин, до вечера, — сказал он, барабаня пальцами по двери.

Из спальни послышался вялый голос:

— Принеси мне пузырь со льдом.

— Никак хворает его мамочка? — сказала миссис Конин. — Вот беда-то. А что с ней?

— Мы не знаем, — пробормотал он.

— Попросим проповедника за нее помолиться. Он многих исцелил. Преподобный Бивел Самерс. Ей бы самой к нему сходить.

— Может быть, может быть, — сказал он. — До вечера. — И ушел от них в спальню.

Мальчик смотрел на нее молча; из носу у него текло, глаза слезились. Ему было года четыре или пять. Лицо у него было длинное, с торчащим подбородком, а глаза — широко расставленные и опухшие. Он казался терпеливым и бессловесным, как старая овца.

— Он тебе понравится, наш проповедник,— сказала она.— Преподобный Бивел Самерс. Ты только послушай, как он поет.

Дверь спальни вдруг распахнулась, и отец высунул голову:

— Пока, старик. Гуляй. Веселись.

— Пока, — сказал мальчик и подскочил как ужаленный. Миссис Конин бросила прощальный взгляд на акварель.

Потом вышла на лестницу и вызвала лифт.

— И рисовать бы ее не стала, — сказала она.

На улице, стиснутое стенами темных, неживых домов, занималось серое утро.

— Распогодится еще, — сказала она. — Да все равно в нынешнем году это, видно, последняя проповедь у нас на реке. Вытри нос, золотко.

Он завозил рукавом по носу, но она его остановила.

— Так не годится. Где у тебя платок?

Он сунул руки в карманы и притворился, будто ищет платок. Она ждала.

— Им лишь бы сбыть ребенка с рук, — сказала она своему отражению в витрине кафе. — Постой-ка. — Она вытащила из кармана красный, в синих цветах платок и принялась тереть ему нос. — А ну, сморкнись, — сказала она, и он сморкнулся. — Возьми себе. Положи в карман.

Он старательно сложил платок, спрятал в карман, потом они дошли до угла и, прислонившись к стене запертой аптеки, стали ждать троллейбус. Миссис Конин подняла воротник, и он уперся в поля ее шляпы. Глаза у нее начали мало-помалу закрываться, словно она засыпала стоя. Мальчик потянул ее за руку.

— Как тебя звать? — спросила она сонным голосом.— Я только фамилию знаю. А как имя — позабыла у него спросить.

Звали его Гарри Ашфилд, и до этого дня ему и в голову не приходило менять свое имя.

— Бивел, — сказал он.

Миссис Конин отпрянула от стены.

— Бывают же чудеса на свете! — изумилась она. — Я же тебе говорила — нашего проповедника так зовут.

— Бивел, — повторил он.

Она разглядывала его, словно он и в самом деле был каким-то чудом.

— Надо ему тебя показать. Он не простой проповедник. Он целитель. А вот мужу моему не помог. Мистер Конин хоть и не верит сам, а говорит — надо попробовать, попытка не пытка. Желудком он мучается.