В плане повествования это рассказ от лица всеведущего автора. Но и тут все обстоит не так просто: если повествователь и говорит вместо персонажей, следит за их переживаниями и описывает их мысли, то он никогда не позволяет вторгаться в действие, становиться в позу судьи или комментировать происходящее. Он словно подчиняется опыту и исканиям своих героев (отсюда бросающееся в глаза обилие полуутвердительных фраз, а также фраз типа: «им казалось», «ему показалось странным» и т. д.). И потому, хотя Грак ни на секунду не передоверяет рассказ своим персонажам, перспектива меняется здесь беспрестанно и повествование свободно играет с разными точками зрения, которые могут быть точкой зрения как героев, так и текущей в реке воды, наплывающих облаков и проч. [2] Ср. в романе: «Казалось, что река катила здесь свой поток во глубине естественной пропасти с мчащимися на предельной скорости берегами, к которым цеплялась мощная листва прославленного леса».
И все же отдельным требованиям романа, дабы не сказать драмы, Грак остается верен, размещая персонажей в замкнутом, почти драматургическом пространстве, где повествовательным материалом, «проводником романических флюид» становятся равно персонажи, место действия, пейзаж, но переданные в своеобразной динамической статике — не через действие, а через описание. И тщетно читатель этой книги будет искать здесь увлекательных событий. Роман предстает как одно большое описание. Но обратим внимание на то, что у Грака нет ни одного описания, которое было бы лишено интенции и не было бы драматизировано. Все площадки действия романа обладают ярким сценическим характером. И манера их изображения обязательно подчеркивает драматический момент, цель которого, впрочем, — не столько охарактеризовать место (или персонажей), сколько создать атмосферу. Поэтому правдоподобие уступает авторскому намерению «произвести впечатление», рассказ выстраивается в собственной поэтической, а не реальной или квазиреальной последовательности, что делает почти невозможной отсылку к объективному порядку вещей. Сам Грак признавался, что многие его описания, собственно, и написаны «словно в преддверии поднятия занавеса» (отсюда, например, и раздающиеся на башнях аргольского замка три удара, которые в сознании французского читателя ассоциируются еще и с тремя ударами, которые в театре оповещают о начале спектакля).
Сюжетная линия здесь до крайности проста. По — видимому, правильнее было бы говорить не о фабуле и не об интриге, и даже не о действии, но о ситуации: двое мужчин и женщина в романтическом и романическом пространстве уединенного, отрезанного от мира поместья, вырванные из привычного течения времени. Впрочем, и со временем здесь не все ясно, и определить, «какое тысячелетье на дворе», в этом романе вряд ли представляется возможным. Единственное, что могло бы хоть приблизительно хронологически обозначить эпоху, — упоминание «машины» («voiture»), которая везет Гейде, Герминьена и Альбера к проливу. Но и здесь автор явно заметает следы, поскольку по-французски «voiture» может означать как современный автомобиль, так и старинный экипаж. Для Трака, по-видимому, важнее другое: как и в большинстве других его романов, действие «Замка Арголь» разворачивается в период маргинальный, в период каникул, так что персонажи оказываются вне условий привычной жизни, что, в свою очередь, придает им особое качество: открытость неведомой судьбе, тайные веления которой они ожидают и предчувствуют (отсюда — один из настойчивих мотивов романа: ожидание и предчувствие грядущих событий).
Возможно, когда Грак писал о романе «Беатрис» одного из своих излюбленных авторов Бальзака, он невольно проецировал бальзаковский сюжет на сюжет своей первой книги: драма страсти и целомудрия, которая разыгрывается между светлым и целомудренным героем, черным ангелом, пленившим его дух, и прекрасной женщиной, и в которой все трое составляют сумрачный и смертельный союз [3] Gracq J. Beatrix de Bretagne // Oeuvres completes. Paris, 1989. Vol. 1. P. 955.
(ср.: Альбер с его ангельским ликом, черный ангел Герминьен и сияющая богоподобной красотой Гейде). Но можно ли тогда сказать, что «Замок Арголь» — это история роковой любви или роковой дружбы, которая здесь даже важнее любви? В этом смысле немаловажно, что в финале романа, уже после гибели героини, Альбер и Герминьен соединяются в отныне нерасторжимом союзе, скрепленном ударом кинжала.
Читать дальше