Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— Это сочли бы нерациональным поведением при разводе? — спросила Джелли, а Брайана Мосса эта идея, казалось, удручала, и он сказал, что они с Ориоль католики и вопроса об этом вообще не встанет. Но теперь она понимала, почему он прямо-таки с томлением следит за ее движениями, такими уверенными, четкими, быстрыми, — с подавляемой страстью к тому, что эффективно, компетентно и надежно. И ей нравилось это. Ведь эти качества в ней никогда в прошлом не ценились, как следовало бы.

Джелли работала допоздна, как и Брайан Мосс, — он в своем кабинете, она в своем пенале. В здании воцарился сумрак. Компьютерные экраны испускали ровное свечение; растения в горшках словно бы дышали, чуть раздуваясь и спадая при каждом вздохе.

Джелли чувствовала, как Ангел шепчет и понукает ее, твердя:

— Послушай, это же твой шанс. Сделай что-нибудь! Разденься, оставь только пояс и чулки. Так мило! А потом просто войди в таком виде в кабинет Брайана.

— Но для чего? — спросила Джелли. — Какой в этом смысл?

— Уйдешь с прибавкой, — сказала Ангел. — К зарплате. И сможешь заставить его делать то, что будет надо тебе.

— До чего же ты мерзкая, Ангел, — сказала Анджелика.

— Ты ведь здесь не ради зарплаты, — пробормотала леди Райс. — Наш план был втайне вмешиваться в естественный ход правосудия, чтобы я получила от Эдвина приличные алименты.

— И с тем же успехом к утру ты можешь быть уволена, — сказала Анджелика.

— А как насчет мести? — спросила Ангел. — Эдвин развлекается с Антеей. Антея живет в нашем доме, спит в нашей постели, так у женщины есть право поквитаться, разве нет?

— Не заставляй меня думать об этом, — сказала леди Райс, и ей к горлу подступила желчь.

— Брайан Мосс помешает тебе думать об этом, — сказала Ангел. — Вспомни, как здорово это вышло с Рамом сегодня утром. Если ты по вкусу одному мужчине, значит, и другому тоже. Так не теряйся.

— У Брайана Мосса дома жена, — сказала Джелли. — Я так не поступаю. Не связываюсь с женатыми. Если леди Райс несчастна, почему должна быть несчастна Ориоль?

— Как раз по этой причине, — проскрежетала Ангел, плохая Ангел, ангел мщения, на ухо Джелли. — Если ты разольешь это горе вширь, на тебя придется меньше. — И Ангел укусила Джелли за основание большого пальца так сильно, что след сохранялся несколько дней и болело это место почти так же, как ее груди там, где их клевал и покусывал Рам.

— Ничего подобного я не сделаю, — сказала Джелли. — Анджелика права: добьюсь только, чтобы меня уволили. Вот к чему приводят служебные романы.

— Это не служебный роман, — скрежетала Ангел. — Ты оттрахаешь своего босса в своих интересах.

— Нет, — сказала Джелли.

— Но я хочу! — взвыла Ангел у нее в голове, заглушая рассудок. — И сделаю! Я хочу Брайана Мосса теперь же, сволочная ты старая сука, и я его получу!

— Заткнись, — сказала Джелли, кусая другой большой палец. Леди Райс напевала про себя где-то еще, какой-то грустный, меланхоличный, вполне типичный мотивчик. — Не дави на меня. Я привязана к мачте, понятно? И я тебя не слушаю. С леди Райс я справляюсь, и я справляюсь с Анджеликой, но ты, Ангел, от тебя всего ждать можно, я знаю! Убирайся из моей жизни.

— Вот-вот, вали все на меня! — завизжала Ангел. — Повесь меня за свои большие пальцы. После всего, что я для тебя сделала! У тебя самой никогда духа недостало бы, а ты знаешь, до чего тебе распрекрасно было, всем вам.

— Я иду домой! — крикнул Брайан Мосс Джелли Уайт. — Надо успеть искупать малышей.

— Прекрасно, — отозвалась его секретарша. — Я выключу свет и включу сигнализацию.

Брайан отправился домой на поезде. Джелли спустилась в метро и с тысячами других втиснулась в пространство, годящееся только для сотен, вдыхая воздух, увлажненный запахом отчаяния. Как спастись? Как не делать этого? Как устроить, чтобы не оказаться в стаде, чтобы тебя не стискивали, не оскорбляли, не насиловали? Взгляните, край моего пальто зажало между дверями, и он будет чиркать по слою грязи на стенке старинного туннеля; каблук-шпилька этой женщины вонзается между пальцами моей ступни, сдирая кожу; пах этого мужчины, задница этой женщины трутся о мои. Мы разделяем одну и ту же муку, вдыхаем воздух, выдохнутый кем-то, используем приемы травмированных, чтобы избежать воспоминаний о поездке; рабов гнали к пирамидам бичами, просто забавы ради, боли ради — ведь исполосованный бичом раб работал вдвое хуже, но человеку следует знать, что он побежден. А потому его господа с начала времен настаивали на том, чтобы всячески унижать свою рабочую скотинку. А теперь, используя свои ложи и конфедерации, они собрались и за шампанским изобрели общественный транспорт, каким сами никогда не пользуются, чтобы гнать работающих на работу бичами — а рабочие места недолговечны, а жить тяжело и опасно, и кто в силах протестовать?