— Затем, что я занудна, — хладнокровно произнесла Розамунда, — а Сьюзен нет. Я говорю, только когда мне есть что сказать, а Сьюзен болтает без умолку. Я работаю в определенные часы и изнуряю себя ради пользы человечества, тогда как Сьюзен — артистическая натура. Ламберт — писатель, Сьюзен — горшечница. Творчество, ты понимаешь? Им нужны такие, как Хамфри и я, чтобы зарабатывать им на жизнь, но ведь нас не назовешь источником сильных страстей, верно? Так чего мы можем ожидать?
— А если у Сьюзен и есть с кем-нибудь связь, — сказала Анджелика, — так с Клайвом Раппапортом, а не с Эдвином. Ты же сама говорила. И Сьюзен никогда бы так со мной не поступила. Я же ее лучшая подруга. Ламберт должен перестать говорить такие вещи. Он сумасшедший.
— Я бы предпочла, чтобы это был Эдвин, а не Клайв, — сказала Розамунда. — Ведь если это Клайв, то бедной Натали придется узнать, и бедному Хамфри…
— Большое спасибо, — сказала Анджелика, — а бедная я, значит, не в счет.
— Да ну, Анджелика, — отмахнулась Розамунда, — ты, как я, сама умеешь за себя постоять.
Что крайне удивило Анджелику. Она никогда и в мыслях не имела быть благоразумной, доброжелательной и многотерпеливой, то есть женщиной, которая способна мириться с изменами мужа во имя чего-то благородного и высокого.
— И в любом случае, — добавила Розамунда, — у тебя нет детей, так что это вообще не важно.
Тут Анджелике стало понятно, что у Ламберта были все основания отвратить лицо от Розамунды и предпочесть Сьюзен. Анджелика почти поверила, но не до конца. Ну а чтобы предположительного ребенка Сьюзен зачал Эдвин, это было невозможно, и конец. Эдвин слишком исполнен достоинства, слишком аристократичен, чтобы отнестись к Сьюзен серьезно. Да, она им нравилась, но веса не имела никакого.
Анджелика позвонила Сьюзен сказать, что, пожалуй, она зайдет поговорить кое о чем. Трубку взял Хамфри, кто-то попытался вырвать ее у него. И Анджелика услышала всякие звуки: стук, удары, плач маленького Роланда, а затем визг, и незнакомый голос произнес: «Хамфри, ни с кем не разговаривай. Я тебе запрещаю. Сначала поговори с адвокатом». Еще пыхтение, а затем Хамфри завладел трубкой. И Хамфри сказал с не присущей ему страстностью:
— Это ты, Анджелика? Стерва! Ты покрывала Сьюзен; ты обо всем знала; она взяла пример с тебя, она мне все рассказала о тебе и Ламберте! — И Хамфри положил трубку.
Анджелика рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать. В комнату вошел Эдвин.
— Что тебя так смешит? — спросил Эдвин.
— У Сьюзен связь: а) с Клайвом Раппапортом, б) с Ламбертом, в) с тобой. У меня связь с Ламбертом, а ты и/или Клайв Раппапорт наградил Сьюзен ребенком. Вот это подлинная деревенская жизнь.
— Не вижу ничего смешного, — сказал Эдвин, словно ничуть не удивившись. — Почему ты смеешься над чужими несчастьями?
— Ну, — сказала Анджелика, — будь так на самом деле, это были бы и мои несчастья.
— Так ты отрицаешь? — спросил Эдвин. — А Сьюзен говорит, что так и есть.
Анджелика просто не может поверить такому о Сьюзен — что она, лишь бы выпутаться, врет так, будто все они еще учатся в школе. Ясное небо заволакивают тучи, черные тучи, слой за слоем, и между слоями бушуют разные грозы, питаясь друг другом. Молнии располосовывают небо; грохочет гром; бури хлещут ливнями. Анджелика более не стоит чистая, безмятежная, озаренная солнцем любви и благополучия. Земля, на которой она стоит, содрогается. И надеяться ей остается только на то, что земля все-таки не поглотит ее целиком. Слишком уж внезапно все это.
Эдвин включает телевизор, будто ничего не произошло.
— Эдвин, — говорит Анджелика мужу, — в Железнодорожном коттедже происходит что-то непонятное. Неужели тебя это не интересует?
— Нет, — говорит Эдвин, — ведь к нам, в сущности, это никакого отношения не имеет.
Он уже смотрит программу документальных фильмов о Северной Ирландии и не отводит глаз от экрана.
— А по-моему, имеет, — говорит Анджелика.
— Я знал, что ты примешься это смаковать, — говорит Эдвин. — Непорядочно сплетничать о частных делах.
— Но Сьюзен моя подруга, — говорит Анджелика. — У нее несчастье…
— Ну, твое поведение с ней вряд ли можно назвать поведением подруги.
— Если она врет про мужа Розамунды и меня… — говорит Анджелика.
— Мне кажется, ее тревожат твои намерения относительно ее собственного мужа, а не мужа Розамунды.
— Бред какой-то, — говорит Анджелика.
Она бы хорошенько встряхнула мужа, но только он стал совсем чужим и к тому же враждебным.
Читать дальше