Дэвид Лодж - Академический обмен

Голос диктора.Шериф О'Кини и его молодчики, которых студенты прозвали «паршивцы в синем», стараются держатся от глаз людских подальше…

Дезире.Эй, посмотрите-ка на этих танцовщиц без верха!

Филипп.Да это же Кэрол и Дидри!

Дезире.Кажется, да!

Голос диктора.Целых полчаса мы наблюдаем Марш демонстрантов, а я все еще не вижу конца колонны.

Филипп.А вот Ковбой и Военная Униформа! Похоже, весь Плотин вышел на улицы!

Голос диктора.Мне кажется, то, что мы видим, говорит само за себя.

Хилари (задумчиво). Глядя на тебя, Филипп, сразу скажешь, что ты был бы сейчас не прочь оказаться в Плотине.

Дезире. Так оно и есть.

Филипп.Да нет, не совсем.

Филиппприглушает звук телевизора, оставляя картинку. Камера отъезжает, и в кадре появляются все четверо, сидящие у телевизора со стаканами в руках.

Филипп.«Тут старым нет пристанища…» [25] У. Б. Йейтс. «Плавание в Византию» (из книги «Башня», 1928). — Пер. с англ. Г. Кружкова.

Моррис.Да будет тебе, Филипп, еще не вечер.

Филипп.Нет, среди них я буду чужаком.

Дезире.Это почему же?

Филипп.Эта молодежь (показывая на экран) действительно болеет душой за Сад. Для них это что-то вроде любовной связи. Возьмите хотя бы Чарлза Буна и Мелани. Я бы уж точно не стал так переживать из-за общественных дел. Даже если иногда мне бы этого хотелось. Для меня, если уж честно, политика всегда на заднем плане; это новости, это чуть ли не развлечение. То, что можно включить или выключить, как телевизор. А что меня на самом деле беспокоит, от чего я никак не могу отключиться, это (вздыхает) секс, или смерть, или лысеющий затылок. Интимные вещи. Мы, наше поколение, как-то обособлены, не так ли? Мы проводим четкую границу между жизнью частной и общественной; и то, что для нас важно, что делает нас счастливыми или несчастными, это наш личный мир. Любовь — дело сугубо частное. Собственность — частная. То, что ниже пояса, — интимная сфера. Вот почему молодые радикалы призывают к совокуплению на улицах. Это не просто дешевая шокирующая тактика. Это серьезный революционный лозунг. Слышали песню «Биттлз» «Займемся-ка этим на улице»?..

Дезире. Все это бред сивой кобылы.

Филипп. А?

Дезире. Полный вздор, Филипп. Это тебе нелегальная пресса голову заморочила. Начитался «Эйфория таймс». И, случись революция, кого начнут трахать на улицах, скажи на милость?

Филипп. Кого?

Дезире. Естественно, женщин, хотят они того или нет. Если хочешь знать, каждую ночь в Саду насилуют девушек, только газете «Эйфория таймс» неизвестно слово «изнасилование», поэтому никто об этом и не знает. Любая девушка, которая приходит в Сад ради общего дела, попадает в эту ловушку. И если она не дает, ее обвиняют в буржуазности и в чопорности, а если она идет жаловаться в полицию, там ей говорят, что она имеет то, что заслуживает. А те девушки, которых не трахают против их воли, гнут спину на кухне или возятся с детьми, в то время как мужики собираются компанией и базарят о политике. И ты называешь это революцией? Не надо меня смешить.

Хилари. Правильно! Правильно!

Филипп. Возможно, ты и права, Дезире. Я только хочу сказать, что разрыв между поколениями действительно существует, и все вращается вокруг соотношения общественного и частного. Наше поколение подписалось поя старой либеральной доктриной неприкосновенности личности. Это и составляет великую традицию литературы реализма, и все романы пишутся только об этом. Частная жизнь — на авансцене, а история — это отдаленные раскаты орудийных выстрелов где-то за сценой. А у Джейн Остен даже и выстрелов не слышно. Роман умирает, и мы умираем вместе с ним. Поэтому неудивительно, что я ничего не добился от студентов на своем семинаре по мастерству романной прозы в Эйфорийском университете. Это неподходящее средство для описания их жизненного опыта. У этих детей (показывая на экран) место действия — фильм, а не роман.

Моррис. Да будет тебе, Филипп! Это ты Карла Крупа наслушался.

Филипп. А он говорит толковые вещи.

Моррис. Тот историзм, который он всем навязывает, никак нельзя назвать зрелым. К тому же он малоэстетичен.

Хилари. Я не сомневаюсь, что все это чрезвычайно интересно, но может быть, мы обсудим более житейские вещи? Например, что все мы собираемся делать в ближайшем будущем.