Нагиб Махфуз - Мудрость Хеопса

Полководец Арбу одобрительно покивал головой.

В комнате опять повисла тягостная тишина. Наконец фараон, отпив из чаши воды, пробежался взглядом по лицам присутствовавших.

— Я позвал вас сегодня, — сказал он, — чтобы поведать о непреодолимом желании, бьющемся в моем сердце.

Все настороженно смотрели на Хуфу. Он продолжил:

— Ныне я спросил себя: «Что сделал я для Египта и что Египет сделал для меня?» Не стану скрывать от вас правду, друзья мои. Я понял, что люди сделали для меня в два раза больше, нежели я для них. Это признание далось мне нелегко, ибо все эти дни я буквально терзался от боли. Я вспоминал почитаемого нами фараона Мину, который подарил нации священное единство. Родина же дала ему лишь частицу того, что получил от нее я. Тогда я усмирил свою гордыню и поклялся отплатить людям добром за их великодушие, а за их красоту — еще большей красотой.

Тронутый речью повелителя, командующий Арбу возразил:

— Ваше величество слишком строги к себе, если вы приняли такое решение.

Не обратив внимания на замечание Арбу, Хуфу говорил дальше:

— Хотя правители должны стремиться быть справедливыми и честными, они зачастую становятся тиранами. Пытаясь достичь процветания и благоденствия страны, они также причиняют ей большой вред. И чем же, как не бессмертными добрыми делами, могут они расплатиться за проступки и искупить свои грехи? Итак, моя боль подтолкнула меня к прекрасному и благородному начинанию.

Присутствующие, не понимая, к чему клонит Хуфу, не сводили с него изумленных глаз.

— Я намереваюсь, — продолжил фараон, — да, намереваюсь написать великую книгу, собрав в ней доказательства мудрости и секреты исцеления, которыми страстно увлекаюсь с самого детства. Таким образом, я оставлю о себе долгую память в умах народа Египта, указывая путь их душам и защищая их тела.

Мирабу, обуреваемый беспредельной радостью, воскликнул:

— Какой чудесный замысел, мой господин! Благодаря ему вы будете править народом Египта вечно!

Поразмыслив над тем, чем собрался заняться царь, принц Хафра скептически заметил:

— Но, отец, на этот проект уйдет немало лет.

Арбу подхватил:

— Кагемни на написание своего труда потратил целых два десятилетия!

Фараон не принял возражений и пожал широкими плечами.

— Я посвящу этому всю свою оставшуюся жизнь… Знаете ли вы, какое место я избрал для написания своей книги ночь за ночью? Это как раз те погребальные покои пирамиды, в честь которой мы устроили сегодняшний праздник.

Все воззрились на царя, решив, что это жестокая шутка.

— В мирских дворцах, — спокойно закончил Хуфу, — царит суета скоротечной жизни. Они не годятся для создания работы, которой суждено остаться в вечности!

Он поднялся с золотого кресла, и все тоже разом встали. Приближенные фараона желали бы высказаться, но Хуфу не любил вести пустые разговоры, когда сам уже принял окончательное решение. Его друзья разошлись в недоумении.

Наследник престола, становясь в свою колесницу, сказал командующему:

— Царь предпочел поэзию силе и крепости своей власти!

А Хуфу отправился во дворец царицы Мерититес, найдя ее в спальне вместе с молодой принцессой Мересанх, сестрой принцев, которой минуло всего десять лет. Принцесса подбежала к отцу. Ее прелестные темные глаза сияли счастьем. При виде дочери, ее милого лица, золотистой кожи и сверкающих глаз, которые могли прогонять хандру и печаль своим задором и энергией, фараон улыбнулся. Его переполняла нежность. Уняв в груди боль тоски и сомнений, он распростер руки и заключил девочку в объятия.

Атмосфера радости царила в доме Бишару. Подтверждением тому были веселые лица Зайи, Нафы и самого смотрителя. Казалось, даже Гамурка чуял приближение чего-то хорошего, нутром ощущая, что ему следует ликовать. Пес с веселым лаем носился по саду, словно пущенная из туго натянутого лука стрела.

Наконец раздался шум, и один из многочисленных слуг восторженно воскликнул:

— Наш молодой господин!

Услышав этот возглас, Зайя побежала к лестнице. Через минуту она оказалась внизу и в конце приемной залы увидела Джедефа в белой униформе и военном головном уборе, сиявшего подобно лучам солнца. Зайя бросилась к сыну, но Гамурка опередил ее. Пес в волнении наскочил на своего хозяина, поставил лапы ему на грудь и громко залаял от радости.

Зайя оттащила пса в сторону и прижала своего дорогого мальчика к сердцу.

— Владыка внял мне! — воскликнула она. — О, как мне недоставало твоих глаз и как я горевала, желая увидеть твое лицо! Мой любимый, ты стал еще красивее, но солнце обожгло твои щеки. О, как ты исхудал, мой дорогой Джедеф!