Шань Са - Играющая в го

Еловая роща отделяет гостиницу «Империал» от остального мира. Расчищенная в начале вечера дорожка петляет между тенью и светом горящих факелов. На верхушках деревьев блестит снег. Силуэты служителей в красных накидках отражаются в покрытых инеем стеклах окон.

Вращающаяся дверь вталкивает меня в огромный зал. Красные лаковые колонны устремляются вверх, со сводчатого потолка свисают хрустальные люстры, похожие на грозди фейерверка. На стенах колышутся горы, леса и моря, Солнце наблюдает за Луной, летят под облака журавли.

Сестра ведет меня к столику и заказывает кофе с молоком — в подобных собраниях этот напиток теперь в моде. Певица в сверкающем блестками платье поет в сопровождении оркестра. Ее тело извивается, как змея под дудочку фокусника. Из молочно-белого горла льется жалобная мелодия.

Шурин приглашает мою сестру на танец, и пара устремляется на дорожку. Глаза в глаза, рука к руке, красивые и элегантные, они отступают, поворачивают и кружатся. Музыка звучит все быстрее. Сестра разрумянилась, она улыбается, уносясь в вихре танца. Вальс заканчивается. Звучат аплодисменты. Муж нежно целует сестру в плечо. Сердце у меня сжимается. Никто бы не догадался, что он заставил ее так жестоко страдать!

Я обвожу взглядом столики и встречаюсь глазами с Хун. Одноклассница приветствует меня кивком головы. Мне хочется провалиться сквозь землю, чтобы скрыть стыд за ужасный макияж. Что она расскажет завтра в классе? Я стану всеобщим посмешищем.

В довершение всех бед она жестом приглашает меня за свой столик. Я медленно поднимаюсь. Подходя к Хун, я вдруг замечаю на ее щеках толстый слой грима. На ней платье с обнаженной спиной. Экстравагантный вид вносит успокоение в мою душу. Не я одна выгляжу карикатурно смешной.

Какой-то мужчина уступает мне место и отправляется добывать себе стул. Хун представляет меня друзьям — все они намного старше нас. Она говорит со мной очень тепло, ее изысканная речь впервые кажется мне верхом изящества. Настороженность улетучивается, я признаюсь ей, как мне противно лицемерное и тонное общество.

Она долго смотрит на меня, не говоря ни слова, потом протягивает свой бокал.

— Выпей. Иначе всегда будешь чувствовать себя белой вороной.

Пузырьки шампанского щекочут мне горло, я кашляю. Становится весело. Хун подбадривает меня, я решаюсь поднять глаза и встретиться взглядом с мужчинами. Один из них приглашает меня танцевать. Я кружусь в его объятиях, неуклюжая, как медвежонок. Мы возвращаемся к столику, Хун хохочет, как безумная, заражая меня своим весельем. Внезапно эта девушка, которую я так не любила, становится моей сообщницей.

Когда мы выходим из отеля, голова у меня кружится от выпитого и я требую, чтобы мы прогулялись до машины пешком. Сестра недовольна, но соглашается. Я должна протрезветь до возвращения домой.

В глубине леса обнаженный мертвец со сложенными на животе руками смотрит пустыми глазами в небо.

Прошлым летом Единый фронт напал на вражескую колонну. Японцы подожгли поля вдоль железной дороги. С тех пор толпы разорившихся крестьян бродят по нашему городу, вымаливая горсточку риса. Этот несчастный, умерший от голода, наверняка один из них. Трупы беззащитны — другие нищие украли его жалкие лохмотья.

Как радостно получить первые письма из дома! Досточтимая Матушка во всех подробностях описывает празднование Нового года. Сестричка в своем послании сообщает то, о чем сама Матушка предпочла умолчать: теперь, после моего отъезда, она каждый день ходит в храм и часами молится там. Сестра пересказывает мне свой сон: ей пригрезилось, что Будда стал моим небесным покровителем и защищает меня.

Мой брат немногословен — как всегда. Этот знаток классической литературы экономит не только слова, но и эмоции. Он пишет, что в наше время солдаты, пожалуй, нужны родине больше писателей.

Я читаю эти строки, и на глаза наворачиваются слезы. Смысл его послания ясен: он просит прощения за то, что так долго не понимал меня.

Я был подростком, когда умер наш отец. В то время я так отчаянно любил младшего брата, что решил поддерживать с ним теснейшую связь — подобную той, что существует между сыном и отцом, спортсменом и тренером, солдатом и офицером. Мне пришла в голову мысль приобщить мальчика к тем занятиям, в которых я достиг совершенства, чтобы он стал таким, каким я хотел его видеть. Брат сделал вид, что подчинился моей воле, а сам терпеливо ждал возможности взбунтоваться.