Шань Са - Конспираторы

Ровно в пятнадцать часов консьержка дома № 21 на площади Эдмона Ростана распахивает тяжелую дверь подъезда. Стоя в холле, Джонатан смотрит, как два грузчика вытаскивают из фургона холодильник. Португалку Розу обаяние нового жильца явно не оставило равнодушной.

— Дом у нас тихий, — говорит она ему. — На втором этаже мсье Мартен с супругой, они оба адвокаты. На третьем мадам Тизон, домовладелица. Сама она все больше живет за городом, а здесь ее племянники иногда бывают. Прямо над вами, на пятом, квартиру купили американцы, муж и жена. Раз в два месяца наезжают в Париж. Сразу узнаете, когда они здесь: мадам играет на пианино, но не поздно вечером, Боже упаси…

Шорох, щелчок в глубине холла. Джонатан оборачивается. Раздвигаются автоматические двери лифта, и появляется молодая женщина азиатского типа в черном пальто. Длинные, такие же черные волосы лежат на плечах. Она совсем не похожа на свои снимки, фотографы запечатлевали ее улыбающейся, в романтических позах. Лицо словно высечено из льда. Жесткие черты. Тонкий нос не по-женски горделив. Вся в черном, единственный цветной мазок — накрашенные ярко-красной помадой губы.

Лифт открыт, но она стоит, не выходит. Обводит глазами холл, останавливает взгляд на Джонатане.

Джонатан все понимает: конечно, его загорелое лицо, светлые волосы, рост метр девяносто и внушительный американский холодильник заслуживают пристального внимания женщины, особенно если ей досталось от мужчин. Он отступает на шаг, дает пройти консьержке.

— Добрый день, мадам.

— Добрый день, Роза.

Успокоившись при виде знакомого лица, молодая женщина выходит из лифта.

— Познакомьтесь, это мсье Джулиан, он теперь будет жить на четвертом этаже.

— Счастлив быть вашим соседом.

Джонатан улыбается ей самой неотразимой из своих улыбок.

— Удачи, — холодно бросает она в ответ. — Всего доброго, Роза.

Джонатан ждет, пока она выйдет за дверь, и только после этого говорит:

— Какая очаровательная соседка. Откуда она?

— Китаянка. Ее квартира на шестом, поменьше вашей, зато с великолепным видом на Париж. Она живет здесь уже четыре года. Преподает боевые искусства в Люксембургском саду. Да-да, она владеет кунг-фу, как Брюс Ли.

— Преподаватель боевых искусств! Надо быть с ней повежливее!

— Мадам Аямэй вам не кто-нибудь, — бросается Роза на защиту жилицы. — Она важная особа! Ее не раз показывали по телевизору в новостях. А сколько французских политиков она знает лично! — Консьержка понижает голос. — На днях я видела, как она шла по Люксембургскому саду с председателем Сената, ей-ей!

— Обещаю относиться к ней со всем уважением, которого она заслуживает.

— Вам, мсье, повезло, будете жить у Люксембургского сада. Ко мне частенько звонят, спрашивают, не сдается ли квартира. Вы ж понимаете, по такому адресу кто поселился, уже не съедет. Вам здесь будет хорошо. Если что-нибудь понадобится — не стесняйтесь, зовите меня.

— Спасибо, Роза. Я наверняка вас еще побеспокою. Всего доброго!

Джонатан стоит у окна, и Люксембургский сад для него — большая театральная сцена. Кроны акаций, ясеней и дубов вырисовываются на размалеванном серо-голубыми разводами фоне неба. Мягкий свет озаряет статуи центральной аллеи, играет на крыше Сената, усиливает эффект перспективы, как гимн во славу богатства природы и мастерства человека. У подножия фонтана Медичи струит воду Нептун. Тропинка вьется между деревьев, и Джонатан видит проходящих и пробегающих трусцой людей. Парочка влюбленных останавливается, чтобы поцеловаться. За ними зеленые скамьи и неподвижные силуэты с газетами кажутся нарисованными на картоне; можно даже различить среди кустов профиль полицейского. Дальше, на заднике декорации, несколько дорожек сходятся у водоема. Белые параллельные черточки изображают мерцание воды, темные кляксы — чаек и лодочки. А еще дальше парит в дымке купол Обсерватории, затягивая взгляд в рукотворную бесконечность.

Где же реальность? Джонатан знает, как легко создать иллюзорный мир. Раз-два — нарисовали горизонт, посадили деревья, прочертили улицы. На перекрестке виднеется фигура постового — стало быть, там поток машин, неумолчный гомон современного города. Несколько светящихся точек на фасаде — и понятно, что там, внутри, жизнь, течение будней, мерное тиканье проходящего времени.