Шань Са - Играющая в го

Назначение в Китай помогло мне понять величие и тщету жизни солдата. Ведомый приказом, он идет вперед, не спрашивая, куда и зачем его посылают. Он — пешка среди великого множества других пешек. Он живет и умирает безымянным во имя победы Общего Дела. Го уподобляет меня генеральному штабу, который с холодным расчетом управляет армиями. Фигуры продвигаются по доске. Многими придется пожертвовать ради осуществления стратегического плана.

Гибель фигур в окружении ассоциируется у меня со смертью товарищей.

Хун делает все, чтобы узнать новости, которые день ото дня становятся все ужаснее. Когда она сообщает, что отец Цзина обратился к японским властям с просьбой казнить своего сына, я начинаю ненавидеть старика.

Безразличие родителей приводит меня в отчаяние. Лунная Жемчужина думает, что я влюбилась, и пытается вытянуть из меня правду.

Она спрашивает вкрадчивым голосом:

— Ты чем-то огорчена, сестричка?

— Вовсе нет, Лунная Жемчужина. Я просто раскисла от жары.

Монотонные стенания служанки Ван Ма так сильно действуют мне на нервы, что я разражаюсь смехом. Родители переглядываются. Подобный возмутительный поступок выше их понимания, они не знают, как привести меня в чувство. Ван Ма с рыданиями убегает. Матушка дает мне пощечину. Она ударила меня впервые в жизни. Щека горит, в ушах стоит звон. Матушка подносит ладонь к глазам, смотрит на нее, дрожа всем телом, и скрывается в своей комнате. Отец топает ногой и тоже исчезает.

На площади Тысячи Ветров, с моим незнакомцем, мне становится легче. Он очень пунктуален, но никогда не жалуется на мои опоздания. Говорит очень мало. Лицо невозмутимое, непроницаемое. Не обращает внимания ни на солнце, ни на ветер, ни на мое поведение. Такая внутренняя сила, должно быть, ограждает его от многих земных горестей.

Я пришла, чтобы забыться. Здесь, на площади, никто не говорит ни об арестах, ни о японской оккупации. Новости из внешнего мира сюда не доходят. Но боль достает меня и здесь. Птица, бабочка, прохожий, любой — самый простой — жест возвращают меня мыслями к Миню и Цзину. Я встаю и обхожу площадь.

Игроки под деревьями напоминают терракотовые статуи, которые Вечность разбросала по земле. На меня наваливается каменное отчаяние. Дрожат ноги, кружится голова. С неба опускается серый занавес.

Я прерываю партию.

Мой противник поднимает голову и внимательно смотрит сквозь очки. Он ничего не говорит и нисколько не сердится. Просто играет, не задавая вопросов. Когда я покидаю стол, он до последнего смотрит мне вслед. Кажется, мое страдание обретает поэтическое величие. Я становлюсь трагедийной актрисой, но играю для единственного зрителя, которого не знаю.

Площадь Тысячи Ветров пропитала меня своими запахами, я теперь знаю каждое растущее на ней дерево, каждый гобан, каждый луч света.

Старики, страстные любители игры, проводят здесь весь день. Они приходят на рассвете, держа в одной руке веер, в другой — чайник, подвешивают клетку с птичками на ветку и остаются на много часов. Открытые бочонки с камнями означают, что у игроков назначено свидание, а если они закрыты, значит, игрок приглашает партнера сразиться.

Я опасался, что завсегдатаи в конце концов сумеют отличить псевдокитайца от истинного уроженца страны. Но теперь беспокойство ушло. Слово здесь уступает власть щелканью камней по доске.

Мне придумали легенду, но я ни разу ею не воспользовался. Китаянка даже не спросила моего имени — это не имеет никакого значения для игры.

Уверившись, что рыбка заглотнула наживку, она больше не пытается меня очаровывать. Приберегает улыбки и лукавые слова для следующего игрока, которого завлечет в свои сети.

Китаянка дуется — по неизвестной мне причине.

Она молча кивает и хранит молчание до самого конца партии, открыв рот лишь для того, чтобы назначить следующую встречу.

В первые дни я видел в ней мою ученицу гейши. Сегодня она ничем не напоминает ухоженную, утонченную японку. У нее усталые движения, она небрежно причесана, я замечаю грязь у нее под ногтями. Неаккуратность китаянки выдает глубочайшее презрение к моей особе. На лбу у девушки выступили прыщи, очаровавшее меня изящество исчезло. Белки глаз утратили дивное отливающее синевой сияние, взгляд стал тусклым. Губы у нее шелушатся, щеки запали, как у воина. Китаянка превращается в китайца!

Я мщу ей за разочарование, одержав победу в первом прямом столкновении. Позиция белых камней, взятых в клещи на юге доски, ухудшается.