Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей

У возмущенного капитана пропал дар речи, но по его лицу легко можно было прочитать все, что он думает о новоявленном тиране. То же выражение, но с примесью любопытства, явственно проступало и на лице Устенко. За что они и были отправлены мыть посуду. Сохранивший беспристрастность «паинька» — Врублевский был брошен на сервировку стола.

А вот обед, приготовленный «сатрапом и тираном», действительно был великолепен. Нежнейшее мясо в ароматной подливке, картофель во фритюре, многочисленные салаты, фаршированный перец в сметане, диковинные фруктовые желе, вино. Даже наблюдавшие за процессом приготовления удивились, как и когда Лихолит успел создать эти чудеса кулинарии. За столом почти не разговаривали — не было желания занимать рот такими мелочами, как обсуждение жизненно важных проблем. И лишь когда на стол были поданы чашки с удивительно вкусным кофе, покрытым сверху шапкой из молочной пены, Лихолит подвел итог:

— Для обеда на скорую руку — неплохо. А вот за ужин я возьмусь куда обстоятельнее. Если не ошибаюсь, в универсаме появилась живая рыба? Григорий, вечером тебе предстоит отправляться за форелью. Придется еще раз совершить прогулку: ничего не попишешь — форель должна быть свежей. Фаршированный картофель, белое вино и… А, придумаю что-нибудь потом…

— Какой странный кофе? — удивилась Лариса. — Мне казалось, что я перепробовала много видов, но это…

— Помои вы пробовали, дорогая моя, — посочувствовал ей Лихолит, — А это — самый настоящий кофе. Каким он и должен быть. Каппучино. Был раньше такой монашеский орден — Капуцинов, и частью их одеяния являлся белый конусообразный капюшон. Вот по ассоциации пены с этим капюшоном и получил свое название этот дивный напиток. А то, чем вас поили до этого — всего лишь помои. Видел я, как готовится в наших кафетериях кофе по-турецки. Когда мне попытались подсунуть эту мерзость, я надел повару джезве на голову. Верх, на который мы можем рассчитывать в наших «забегаловках», — это слабая пародия на эспрессо… Но и это — помои. А я не люблю подводить свой организм, напичкивая его этой дрянью. И мой благодарный организм, в свою очередь, старается не подводить меня…

— Это уж точно, — заметил Сидоровский, — И вчерашний вечер тому подтверждение… Как вам удалось сбежать из ловушки на квартире Врублевского?

— А кто сказал, что я оттуда сбежал? — удивился Лихолит. — От кого там было бегать? Котята слепые, а не мужчины… Ах, какие раньше были противники! Проигрывать было не стыдно! А теперь? Тьфу! Щенки!.. Захожу в квартиру, а они…

— Они оставили дверь открытой?

— Почему? Дверь была заперта, как и положено. Замок старый, раздолбанный, я открыл его в лучших традициях бульварных романов — булавкой. Если бы я понял, что там никого нет, я бы и входить не стал, но они сопели так громко, призывно, так заманчиво… И я решил войти. Не успел я переступить порог, как эти два раздолбая в меня пистолетами тыкать начали, и вопросы были какие-то идиотские, и угрозы — смехотворные… Одним словом, сразу видно — котята. Я их сначала даже обижать не хотел — жалко стало младенцев. Просто они меня оскорбили потом. Сейчас, говорят, старпер, мы тебя пытать будем. Я их спрашиваю: а что такое «старпер»? Они говорят: старый пердун в сокращении. Я им отвечаю: я не «старпер», я — «суперстар», без всяких сокращений. Они спрашивают: а это что такое? Я отвечаю: безусловно, «стар», но еще очень «супер»… Ну, и замочил их, чтобы больше не обзывались.

— Насмерть? — широко распахнула глаза Лариса.

— Милая моя, а я «не насмерть» не умею, — признался «суперстар». — Правда, перед этим подробнейше узнал у них обо всех последних событиях. И про инцидент по «захвату сфер влияния», и про Бородинского, и про трагедию на даче, и про беднягу бомжа… Кстати, его настоящая фамилия — Бабушкин. Юрий Николаевич Бабушкин. Я, когда диспетчер передал мне информацию от какого-то «Толстяка», сначала поехал по указанному адресу… Но там уже вовсю орудовала милиция. Я покрутился, узнал все, что можно было узнать, и прямиком направился к моему другу детства Ключинскому, — он церемонно поклонился Григорию Владимировичу, — Ну, а дальнейшее вы знаете…

— И они вам все так легко рассказали? — не поверил Сидоровский. — И про Бородинского, и про дачу?.. С чего бы это вдруг?

— А я на них испробовал те методы, которыми они мне грозили, — пояснил «суперстар». — Грязные и примитивные методы, но для их убогого воображения — верх инквизиторского искусства… Ах, разве так пытают?! Вот раньше пытали, так пытали! А это… Тьфу!