— Анна, — еле слышно прошептал Милан.
Закрыв глаза, он стал думать о ней. Едва познакомившись, они полюбили друг друга. Не хотели этой любви, но она сама пришла к ним, просто и естественно. Они скрывали ее ото всех. Милану казалось, что он видит перед собой тело Анны, ее гибкую шею, плечи, легкими поцелуями касается ее лба и глаз. Анна смеется. Просит, чтобы он прочитал стихи. Ему чудится ее лихорадочный шепот. Нет, он не должен думать о ней, так ведь и сума сойти можно.
Милан открыл глаза, уставился на электрическую лампочку под потолком. И внезапно понял: его предали в Будапеште. Конечно в Будапеште. Но кто? Он не мог избавиться от мысли, что уже в Будапеште полиция шла по его следам. Зато он был твердо уверен, что доносчик мог сообщить в полицию лишь о том, что он член Венгерской компартии. Но даже этого доказать они не смогли. Сколько же времени прошло? Милан стал считать дни. Сегодня суббота. Да, два дня назад у него была очная ставка с Клавечкой...
На лицо Клавечки падал яркий свет рефлектора. Милан ужаснулся. «О боже, — подумал он, — если я и дальше все буду отрицать, то и мое лицо станет таким же».
— Вы знаете этого человека? — Тощий показал на Милана — очкастого оберштурмфюрера арестованные за глаза прозвали Тощим, поскольку полицейские никогда не представляются заключенным.
Клавечка кивнул. Говорил он шепотом, голос его, казалось, доносился из-под стеклянного колпака, глухой и невыразительный.
— Знаю, — ответил он. — Милан Радович.
— Что вам о нем известно?
— Он член коммунистической партии. — Клавечка опустил голову, не смея смотреть товарищу в глаза.
— Дальше, — торопил его Тощий. — Не заставляйте себя просить.
Лицо Клавечки перекосилось. Он страдал от нестерпимой боли, еле держался на ногах.
— Он связной Коминтерна.
«Гнусный предатель», — подумал о нем Милан, им овладело бешенство, и он с трудом сдерживался. От бессильной злобы на глазах выступили слезы, а на лице появилась усмешка. Бочонок — толстый гауптшарфюрер — заметил ухмылку, вразвалку подошел к нему и со страшной силой ударил его по лицу. Милан отлетел к стене, ударился о нее затылком, однако усмешка так и не сошла у него с лица. Тощий поднял руку, сделал Бочонку знак, чтобы тот не трогал его. Милан с трудом поднялся. Из носа текла кровь. Тощий подошел к Клавечке, металлической линейкой поднял подбородок измученного человека.
— Какое поручение вы ему дали?
Несколько мгновений Клавечка молчал, уставившись пустым взглядом перед собой.
— Он должен был передать Цезарю сведения об организационной структуре гестапо.
«Сволочь! Гнусный предатель! Ты и это им рассказал? Что ты получишь взамен? Жизнь? Свободу?» В мучительных раздумьях Милан до крови кусал губы...
В глазок камеры заглянул надзиратель. Радович встал с нар и попросил воды. Эсэсовец ничего не ответил, опустил заслонку глазка и пошел дальше.
— Чтоб ты сдох! — прошептал Милан. — Чтоб вы все сдохли!
Он осторожно пошел к двери, но тут же вернулся обратно на нары: боль в израненных ступнях была нестерпимой. Прислонился спиной к стене. Устремил взгляд в противоположную стену. Так Милан сидел до тех пор, пока не перестал видеть стену. Вскоре перед его мысленным взглядом появился залитый солнцем пейзаж...
Они сидели в высокой траве и курили. Дядюшка Траксель скручивал одну папироску за другой. Слева, на расстоянии не далее брошенного камня, высился замок Микши Юмидта, ниже, у подножия горы, больница Маргит, в которой ходячие больные гуляли по парку. «Словно заключенные», — подумал Милан, а сам нетерпеливо ждал, когда же заговорит худой сгорбленный Траксель. Издали виднелась массивная железная конструкция уйпештского железнодорожного моста, позади которого дымили заводские трубы.
— Там я и работаю... — Траксель поднял руку и показал в сторону Андьялфельда.
Словно Милан не знает об этом. «О боже, лишь бы не начал снова рассказывать о событиях на заводе».
— Мне все это хорошо известно, дядюшка Меньхерт, — говорит он старику. — Вы работаете на экспериментальном заводе акционерного общества приборостроения. — Голос Милана звучит насмешливо. — Я все знаю... А живете вы на улице Кишцелли. — Он ищет взглядом низенький одноэтажный домик, полузакрытый растущими во дворе каштанами. Теперь уже Милан показывает рукой в том направлении: — Вон там. И мастерская у пас там, в подвале.
Милан чувствует, что голос у него раздраженный. Он очень зол. Отец говорил ему, что у Меньхерта Тракселя якобы не все дома. Как это понимать, что один из членов движения сумасшедший, не говоря уж о том, что Траксель еще принадлежит к какой-то религиозной секте? И таким человеком является его связной сверху! Выходит, что задания он получает от сумасшедшего.
Читать дальше