Андраш Беркеши - Последний порог

Эккер сидел как раз напротив генерала Хайду, справа от него восседал Вальтер фон Гуттен, а слева — Хорст Шульмайер, рядом с ним поместилась Эльфи. Чаба сидел на диване и о чем-то разговаривал с Эрикой. Андреа сразу же понравилась эта красивая женщина, и мысленно она начала сравнивать ее с собой. «Она, конечно, красивее меня», — думала Андреа и никак не могла себе представить, что эта красивая женщина с задорной улыбкой может находиться в любовной связи с профессором. Задумавшись над этим, она какое-то время не следила за ходом разговора и подняла голову только тогда, когда было упомянуто имя Милана Радовича. Чаба что-то сказал Эрике, а затем, повернувшись к Эккеру, спросил:

— А что с Миланом, господин профессор?

Луч солнца, пробившись сквозь щель в полуопущенных жалюзи, падал на правую половину головы профессора, который чувствовал себя так, будто его освещают сразу несколько мощных прожекторов. Чтобы уйти от от этого луча, он весь подался вперед.

— Я, дорогой Чаба, не знаю, что с ним сейчас. Мы здесь говорим о том, какую роль в жизни человека играют идеи, которые по силе воздействия можно было бы сравнивать с религиозной верой. А если говорить более конкретно, то мы говорим о роли идей в судьбе отдельно взятой личности...

— А я думал, что вы о нем что-нибудь знаете, — перебил Эккера Чаба.

Наконец-то выскользнув из солнечного луча, Эккер несколько успокоился и закурил сигарету.

— Многие утверждают, — сказал Эккер, — что после побега он несколько раз бывал в Венгрии.

Хорст Шульмайер внимательно разглядывал свои хорошо ухоженные ногти.

— И не только бывал, — сказал он, — но и принимал участие в деятельности организации, известной под названием «Белая роза». Вот Радович-то и является хорошим примером того, о чем мы только что говорили: то, во что он верит, дает ему силы идти на огромный риск...

— Он просто авантюрист, возмутитель спокойствия, — перебил Хорста генерал, который до этого молча курил сигару.

Эккер скромно запротестовал:

— Прошу прощения, господин генерал-лейтенант, но я не соглашусь с вами. — Он поднес к губам сигарету и затянулся. — Он ни в коем случае не авантюрист. Любой авантюрист продается, поскольку у него нет никаких убеждений, лишь одни страсти, которые толкают его на новые приключения или же авантюры. Радовичу это несвойственно. Он коммунист, воодушевленный идеями марксизма, и борется отнюдь не ради выгоды, притом борется против нас с вами, действуя на руку русским. Я смею утверждать, что наш друг Радович, как мне кажется, вот уже восемь лет подряд ведет борьбу не на жизнь, а на смерть...

— Вы, дорогой Эккер, — заговорил полковник Гуттен, — как я вижу, очень осведомлены о жизни этого негодяя.

— А почему он негодяй? — вызывающе спросил Чаба. — Если бы в нашей стране было побольше таких негодяев!

— Как это надо понимать? — спросил генерал, посмотрев на сына.

Однако Чаба не удостоил генерала ответом и продолжал говорить, обращаясь к Гуттену:

— Вы всех, дядюшка Вальтер, кто не согласен с вами, объявляете негодяями. Тогда и я тоже негодяй. Да и вообще все на белом свете, кроме немцев, негодяи. А наша больница битком набита ранеными и медленно умирающими, человеческими обрубками без рук, без ног, при одном виде которых больно саднит сердце и в кулаки сжимаются руки. А наша, врачей, задача заключается в том, чтобы вылечить этих несчастных, однако вовсе не для того, чтобы они спокойно жили, а для того, чтобы не иссякало пушечное мясо, предназначенное для совершения дальнейших убийств. Тот же, кто поднимет свой голос против организованного заранее массового убийства, немедленно будет объявлен негодяем. Мне стыдно, что я являюсь человеком.

— Ну, это уж чересчур! — решительно заявил генерал. — Я не потерплю таких программных выступлений.

Общая атмосфера стала напряженной. Эккер понял, что достиг той цели, ради которой пришел сюда, — теперь в семье Хайду все знают, что он прибыл в Венгрию для культурного обмена. Попросив извинения, он пожелал уйти. Однако, прежде чем он удалился, Чаба договорился с Эрикой о том, что они обязательно встретятся и, если ничего не случится, в следующее воскресенье все вместе съездят куда-нибудь за город.

Геза Бернат вернулся из поездки в Будапешт неожиданно и Андреа дома не застал. Он не мог упрекнуть дочь в том, что она не ждала его: в квартире царила чистота и порядок. Бернат стоял посреди холла возле своего чемодана, чувствуя себя на редкость одиноким. Подойдя к окну, он поднял жалюзи. В лицо пахнуло теплом. Он посмотрел на пустующий соседний участок, на котором босоногие мальчишки с громкими криками гоняли мяч.