Жан-Кристоф Руфин - Глобалия

— Не знаю, за кого вас считать: за провокатора или за идиота. Я человек незлой, так что остановимся на втором. Я не стану выставлять себя дураком и сообщать об этом деле в Министерство социальной безопасности. У вас есть копии этих фотографий?

— Нет, — простонал Анрик.

— Тем лучше. Значит, достаточно стереть файлы в вашем мобильном. Вот и все, готово. Держите. А теперь можете исчезнуть.

Стайперс повернулся к своему рабочему монитору и вызвал секретаршу. Та появилась в дверях, одной рукой приглаживая волосы. Вид у нее был несколько озадаченный.

— Будьте так любезны, откройте личное дело этого господина...

— Меня зовут Анрик Пужолс.

— Вы слышали? Тем лучше. Внесите пометку: «Максимально ускоренное развитие карьеры». Благодарю.

Анрик встал, и, поскольку Стайперс не проявил ни малейшего желания пожать ему руку, вышел, не говоря ни слова.

В коридорах кипела жизнь. Повсюду толпились сотрудники, вышедшие передохнуть, они переговаривались и весело смеялись. Анрик прошел мимо них с угрюмым видом. Его крошечный кабинетик был в самом низу. Он спустился по запасной лестнице, наслаждаясь тишиной, которую на огромной бетонной спирали нарушали только вздохи и эхо. Двух коллег, с которыми Анрик делил комнату, не было на месте. Он собрал кое-какие вещи и бросил их в рваную спортивную сумку, валявшуюся на полу.

В новом трудовом законодательстве была принята терминология, которая гарантировала трудящимся неукоснительное соблюдение их прав. Ни одно взыскание не могло теперь выражаться словами с негативной или оскорбительной окраской. Например, выражение «ускорить развитие карьеры» означало то же, что в разговорном языке продолжали обозначать фразой «выставить за дверь». «Максимально ускоренное развитие карьеры» предполагало полную профессиональную дисквалификацию, так что уволенному уже было не устроиться ни на какую работу. Таким образом, карьера действительно ускорялась настолько, что в одно мгновение приходила к концу.

В вестибюле толпилось полно народу. На первом этаже здания «Юниверсал Геральд» было установлено несколько сот экранов, одновременно транслировавших все телеканалы Глобалии, и всегда находилось множество желающих поглазеть на это разноцветное представление.

Анрик подошел к стойке администратора, чтобы сдать свое профессиональное удостоверение. В нескольких метрах от себя он заметил темноволосую девушку с множеством родинок, которая писала длинное сообщение. Время от времени она украдкой вытирала слезы. Анрик подумал, что в этой толчее, где каждый суетится и улыбается, пытаясь выставить себя в наилучшем свете, только он и эта девушка не стыдились выглядеть несчастными жертвами обстоятельств. Ему захотелось улыбнуться ей, но он побоялся быть неправильно понятым и вышел, не говоря ни слова.

Кейт еще добрых пять минут провозилась со своим сообщением. Этот текст предназначался для редакции «Юниверсал Геральд». Каждый гражданин Глобалии мог таким образом сообщить любую информацию крупным СМИ, а те потом могли поступать с ней по своему усмотрению.

— Можно, я присоединю к своему объявлению фотографию пропавшего человека? — спросила Кейт у девушки за стойкой.

— Присоединяйте что хотите. Цена от этого не меняется, — презрительно бросила та.

Она была увлечена телеигрой, которую смотрела на своем мониторе. Это была новая программа под названием «Гладиаторы на один вечер». Сегодняшнего участника, банковского клерка, вот-вот должен был сожрать лев. Естественно, для обеспечения безопасности животного были приняты все необходимые меры. Ведь если человек участвовал в конкурсе добровольно, то хищник письменного согласия не давал.

Кейт прикрепила маленькую фотографию Байкала из своего мобильного и вернула девушке за стойкой портативный экран, на котором писала сообщение. На мгновение Кейт застыла, устремив взгляд в пустоту, а потом отправилась домой, готовая противостоять матери и повседневной жизни.

ПЯТЕРО МУЖЧИН СИДЕЛИ в десантном отсеке вертолета, опираясь каждый на свое оружие. И только один из них вместо огнемета сжимал в руках перетянутый ремнями темно-зеленый сверток, чем-то напоминавший мумию ребенка.

Из открытого люка простиравшаяся внизу земля казалась бесконечным коричневато-красным ковром. Кое-где попадались сухие деревья, похожие на очески серой шерсти. Этот пейзаж красноречиво свидетельствовал о том, что в здешних местах одна крайность сменяет другую, и земля, настрадавшись от жестокой засухи, в одночасье погружается в бурные водные потоки. Беспощадный зной оставил на выжженной, кирпичного цвета почве незаживающие раны. Скалы тоже были вдоль и поперек изрезаны глубокими трещинами: это ночные заморозки проливали свой мучительный бальзам на дневные ожоги.