Клаудио Магрис - Другое море

Настоящую книгу нужно писать только как великую книгу, то есть совсем по-иному. Вот как Карло, например. Два рассказика, что Энрико выбросил в мусорную корзину, это, конечно же, полная чушь. История любви в поддельной средневековой Гориции, и другая еще более нелепая новелла, действие которой разворачивается на Земмеринге, не говоря уж о приключениях с индейцами и охотниками на медведей. Не нужно было и жить среди настоящих индейцев, чтобы понять, из какой дряни все это сделано. Неудачные попытки отбили у него охоту продолжать в том же духе. Он описал как-то и свой сон: он на улице в Гориции, в трусах, две старухи ограбили его, в этом сне присутствовало также кафе Коммерчио. Банальность снов имеет такое же значение для психологов, как и для всех остальных, quia nesciunt, quae nesciunt, sibi scire videntur [43] Так как они не знают того, чего не знают, им кажется, что они знают (лат.). .

Энрико перелистывает и номер журнала «Конвеньо» от 1922 года, в нем статьи, написанные Карло и о самом Карло, помечает что-то карандашом. Он делает не слишком четкие пометки, чтобы потом можно было их легко стереть. Кому и чему улыбаются эти темные глаза? «Жизнь, — нацарапывает Энрико на обложке журнала, — это не благо, которым наслаждаются в то время, когда мучаются от боли. Это воля, желание, потребляющие бытие». «Не идти в будущее, — замечает он на странице 362, — идти в будущее равносильно смерти». Собрать себя в настоящем, очнуться от безумного и разрушительного сна воли. Как и Будда, Карло — великий пробудившийся.

Вечер опускается на Горицию, узкие улочки исчезают в сине-серых сумерках, ветер колотит рваную бумагу о мостовую.

Теперь ему не нравится темнота, она уже не та, что они видели прежде со своего чердака. Тьма опускалась на город, нежная и пустая, подобно раковине у твоего уха. Сейчас же это лишь черствый укус зимы. Но, может быть, следует заглушить в себе не только тщеславное стремление к успеху, но и любое желание, даже стремление к добру, что улыбается в этих темных глазах, даже потребность обладания ценностями, потому что любое существование преследует и сжигает настоящее… Почему именно он должен распутывать эти узлы, он же не любит головокружительных высот, ему больше нравиться лежать, растянувшись, и быть одному, покуривая сигареты где-нибудь у моря? Но и море — это уже слишком много, потому что оно возвращает его к великому обещанию счастья и глубокому исследованию смысла, которое, как и всякое исследование, убивает счастье. Нет, лучше уж земля, покоящаяся под ногами.

Это уже излишне. Карло не следовало давать ему увидеть то, чего он никогда не достигнет, но без чего так трудно жить. Энрико берет в руки номер «Ронды» того же года издания, пробегает страницы, посвященные Карло, пишет впопыхах фразу о «полном отречении, когда удается добиться отказа от любых ценностей». Но побеждается ли воля подобной аскезой или же только жестоким страданием вещей? Смерть слишком сходна с отречением, необходимым, чтобы победить ее. Энрико не боится смерти, он боится страха перед тем, что в один прекрасный день окажется раздавленным боязнью умереть.

Он выходит на улицу. Когда время от времени проезжает автомобиль, он раскрывает зонтик, который всегда носит с собой, чтобы уберечься от света фар. Слишком много разъезжающих автомобилей, они бросают слишком ослепительный свет, к тому же еще и клаксоны, вся Гориция тонет в сплошном гуле, люди на улицах здороваются с ним, здесь все всех знают, и это отвратительно. Ну и пусть себе на здоровье насмехаются над его зонтиком, так они, возможно, не смогут наговорить ему колкостей, но вскоре они поймут, что значит, когда болят глаза, свет приносит боль, возбуждает роговицу, надо быть внимательным и смотреть в оба.

Он идет к Лини. Это не такое уж важное дело, по крайней мере для него. Для нее, может быть, и да, часто бывает, что женщины незаметно все больше привязываются. Для них любовь, должно быть, как вода для рыб: если у них ее отобрать, то им не хватает дыхания и они бьются о землю. Они, конечно, способны сыграть с тобой скверные шутки, и им нельзя верить, но им все же необходимо оставаться в этом море, тогда как мужчинам больше нравится предпринимать, порою частенько, заплывы, но потом они выходят из воды, стряхивая с себя ее капли. Не зря ведь природа предоставила производить детей женщинам. Именно им принадлежат все эти переливания из пустого в порожнее, выпуклости тела, раздутые животы, детские соски, припарки, слюни, ка-ка и пи-пи, пронзительные визги и всякое другое, в чем и не разберешься.