Говард Немеров - Игра на своем поле

Сначала Рей был ошеломлен, но понемногу загрустил, надулся и под конец сказал, что я не имею права с ним так поступать. Как это, по-вашему, справедливо?

– Для него это был, наверное, страшный удар. – Чарльз попробовал вообразить, что должен чувствовать юноша в возрасте Блента, припомнить собственные переживания в молодые годы, весь ужас отчаяния и одиночества отвергнутой любви – и не нашел в своей душе ничего, кроме бесцветного и сухого подобия прежних чувств.

– Во вторник к вечеру, – продолжала Лили Сзйр, – наш герой успел собраться с мыслями, позвонил мне и дал понять, что, если я не соглашусь восстановить статус-кво, все на свете теряет для него смысл, он ставит точку и «кончает эту историю». Мне и в голову не пришло, что он имеет в виду футбол. Потом в трубке стало тихо, и я на секунду даже испугалась: еще, чего доброго, покончит с собой. Но тут он снова заговорил, и я поняла, что это только романтические бредни и оскорбленное самолюбие. Я еще подумала тогда: ну и прост же ты, мальчик! И вот я… – Лили запнулась.

– Да? Что же?

– Возможно, я сказала не то и не так, но что поделаешь. Я сказала, чтобы он не был тряпкой.

– Тактично.

– Надо же было что-то ему ответить! Наверное, следовало подождать до конца футбольного сезона, но откуда мне было знать, что мои решения, касающиеся моей личной жизни, могут повлиять на судьбу американского спорта?

– Вы хотите сказать, что Блент провалился нарочно, чтобы не участвовать в финальном матче и проучить вас?

– Совершенно верно, – кивнула она. – А теперь наметилось еще кое-что похуже. Он, как видно, рассказал кому-то, во всяком случае, все только об этом и говорят. Я получила серьезный выговор от капитанов болельщиц, Джейн Пэррот и Нэнси Перси, за то, видите ли, что не болею за свой колледж. С минуты на минуту ко мне может пожаловать сам президент Альфа Сигма Сигма. Говорят, что когда рядом беда, то и свое горе легче.

Если это правда, пусть вас утешает мысль, что на меня тоже пытаются оказать давление.

Чарльз невесело рассмеялся.

– Что же вы предлагаете?

– Неофициально, да? Как человеку широких взглядов? Не считаясь с правилами, с тем, что принято, а что нет?

– Хм. На этот счет не могу вам дать твердой гарантии.

– Тогда я ничего не предлагаю. – В ее голосе не было ни тени обиды или неприязни. – Придется мне покорно нести мой дешевый пластмассовый крест, а вам – свой. Извините! – Она протянула ему руку.

– Вы считаете, – сказал Чарльз, – что мне следует вызвать вашего молодого человека к себе, задать для вида два-три вопроса и отпустить с миром, даже если он не отличает Кромвеля от Юлия Цезаря?

– Да, – серьезно кивнула она, – именно. Вызовите его, отдайте ему его футбольный мяч – всучите насильно, если надо, – и велите играть. Внушите ему, что романтическая блажь недопустима. Его может ждать блестящая карьера, и он несет за нее ответственность – не вы и не я, а он сам. Пусть не перед своей командой и не перед колледжем, а хотя бы перед самим собой. Моя просьба, вероятно, звучит неэтично, но, по существу, она в высшей степени нравственна. Это единственно честный путь. И если для нас с вами этот путь оказался нелегким, наказание должен понести наш герой… только, если можно, после завтрашнего матча.

– Ну, а вы? – спросил Чарльз. – Вы тоже возвращаетесь к нему до послезавтра?

Она улыбнулась – на этот раз, как показалось ему, более сердечно.

– Вы хитрый, вас не проведешь. Мне это нравится.

Чарльз тоже улыбнулся, но промолчал; она еще не ответила на его вопрос.

– Я не должна с вами кокетничать, правда? – сказала Лили. – Нет, я не вернусь к нему. Я не могу так: поманить назад и сразу опять прогнать. Это было бы нечестно.

– Вы очень мило говорите о «нас с вами», – хмуро заметил Чарльз, – но имеете в виду, конечно, меня одного. Боюсь, что я не смогу выполнить вашу просьбу, хотя в известной мере я с вами согласен, но все равно сначала надо было бы выслушать самого Блента. Жаль, но что поделаешь.

Раздался бой часов. Двенадцать.

– Не принимайте этого близко к сердцу, – сказала Лили Сэйр. – Я понимаю, что для мужчины, для преподавателя все это сложнее. И потом вы правы: почему вы должны взять на себя неприятную роль, а я – нет? Но я не могу. Не могу – и все.

– Ну, а Блент, он здесь что – вообще ни при чем? – сердито спросил Чарльз. – Почему все идут ко мне и твердят, что я сделал что-то ужасное? Почему Блент все время за сценой? Не я же, черт возьми, провалился по истории!