Говард Немеров - Игра на своем поле

– Чарльз! – это было сказано так сердечно, с таким явным удовольствием, что усомниться в искренности Хармона Нейд-жела казалось невозможным.

– Рад вас видеть, сэр, – ответил Чарльз. Можно было сказать и «Хармон», можно было бы совершенно спокойно сказать просто «Привет!», но в данный момент Чарльз счел более уместным сдержанно-уважительное «сэр». Так, он надеялся, произнес бы это богатое оттенками обращение доктор Джонсон (Сэмюэл Джонсон (1709-1784) – английский писатель, лексикограф и критик, знаменитый острослов) в благодушном настроении: здесь было и чувство собственного достоинства, и признание служебной дистанции, исключающей какую-либо фамильярность, и учтивый, но твердый намек на то, что все формы общения имеют равное право на существование. Нейджел, со своей стороны, явно не остался глух к этим нюансам и чуть нахмурился, но, как человек благоразумный, предпочел сделать вид, что ничего не заметил, и, указав Чарльзу на стул возле себя, вновь занял свое привычное место за письменным столом. Долгая минута прошла в молчании. Сплетя пальцы на затылке, ректор со сдержанной, но дружеской улыбкой рассматривал Чарльза, и Чарльз улыбнулся ему в ответ.

– Пусть и у вас свои заботы, – нарушил, наконец, молчание Хармон Нейджел, – но вы хоть по крайней мере не ректор. Помните, в средние века люди верили, что каждый епископ непременно обречен гореть в аду лишь за то, что он епископ? О ректоре колледжа можно сказать то же самое.

Чарльз невнятно промычал нечто сочувственное.

– «Скромный гуманитарный колледж, – процитировал ректор, – основанный баптистами, республиканский по ориентации, расположенный неподалеку от процветающего города, в прелестной местности, на лоне природы…» – была когда-то природа, а теперь на нас от подножия холма надвигаются наши собственные трущобы: прачечные, бары, закусочные… Чарльз, вы случайно не знаете, это правда, что наше студенческое кафе – попросту вестибюль публичного дома?

– Говорят.

– М-да. Почему, о почему эти детки не способны предаваться своим грешным радостям втихомолку? Теперь придется что-то предпринимать. Или вот еще: взгляните-ка. – Он приподнял со стола пачку бумаг и с безнадежным видом уронил обратно. – Вот, скажем, миссис Пэриш. Ее покойный супруг был у нас попечителем года так до тридцать седьмого, и она недоумевает, почему мы ей больше не присылаем билетов на футбол. И недоумевает, заметьте, в довольно категорической форме. А так как у миссис Пэриш куча денег, которые она могла бы завещать колледжу, это недоразумение заслуживает серьезнейшего внимания. Или, например, группа наших выпускников из Питсбурга. Думали, думали все эти годы и додумались, наконец, направить нам послание, в котором призывают колледж отвергнуть языческие традиции древних греков и построить образование «на незыблемой основе христианской веры». Масса практических предложений, как провести вышеупомянутую реформу наилучшим образом, и на каждое придется так или иначе отвечать. А под конец спрашивают напрямик: как это, мол, я считаю возможным защищать «суетные, полные гордыни философские концепции Афин и Рима»?

– Почему бы не предложить им разработать этот план детально? – заметил Чарльз. – Выгадали бы год-другой передышки, а к тому времени, глядишь, они бы все и забыли.

– А-а! Берегитесь, Чарльз! Я вижу в вас задатки администратора! Еще один пример, последний. Капитан полицейского участка с шоссе ? 10 задержал одного из наших юных джентльменов за то, что тот в понедельник вечером пытался, насколько я понимаю, поставить свой автомобиль на то место, где уже стояла полицейская машина. Получив замечание, молодой служитель наук, еще и пьяный ко всему прочему, крупно поговорил с капитаном полиции, которому не оставалось ничего другого, как его арестовать. После чего постепенно выясняется, что машину он взял на вечер у товарища, что машина не застрахована и водительских прав у парня нет. Тем не менее капитан Прайс заверяет меня, что ему меньше всего хотелось бы доставлять неприятности колледжу, к которому он всегда питал самые дружеские чувства. Однако родители студента, которых известили об этом происшествии, сегодня утром заявили мне по телефону, что все это безусловно сплошное недоразумение: их ребенок никогда в жизни не совершил бы ничего подобного, да и вообще он не умеет водить машину. Вот так и сижу пока что между двух огней. Вы, конечно, думаете, что я вас хочу разжалобить своими горестными излияниями, а, Чарльз? – Ректор расхохотался молодо и задорно. – А ведь и верно, хочу! До того приятно иной раз взять и высказаться! И, между прочим, без всяких коварных задних мыслей, честное слово. Должен ведь и мне кто-то посочувствовать, я тоже человек. Только ради бога, Чарльз, не сидите с таким угрюмым лицом. Можно подумать, что я собираюсь заставить вас поступиться вашей честью.