Говард Немеров - Игра на своем поле

– Да?

– Она покончила с собой, – неожиданно для самого себя сказал Чарльз, – так что, надо полагать, была несчастлива.

– А вы?

– Я тоже. Наверное, мы бы все равно разошлись. Но я до сих пор не понимаю, почему она это сделала. Я чувствовал себя из-за этого каким-то чудовищем, а я вовсе не чудовище. Что я ей сделал?

– На это я не могу ответить за вас, – сказала Лили.

– Конечно, нет. Просто я уже давно не говорил ни с кем об этом.

– И не надо, если вам тяжело.

– Ничего. – Тень улыбки мелькнула на его лице. – Вы ведь должны знать, чем бы вы рисковали, если бы согласились стать моей женой. Она принимала снотворное и поговаривала о самоубийстве, но я был знаком с психологией только по «Ридерз дайджест» (Американский журнал, печатающий популярные обзоры художественной, научной и другой литературы) и считал, что это не опасно. Но вот однажды я пришел домой – это было не здесь, а в другом колледже – и увидел: все тихо, окна раскрыты, шторы развеваются; был холодный весенний день, вернее, уже сумерки. Я окликнул ее, но никто не ответил. Я прошел в кухню, налил себе виски. Я уже начал волноваться. «Наверно, она все-таки ушла от меня», – подумал я. Она об этом тоже часто говорила. Скоро мне стало совсем не по себе. Я несколько раз громко позвал ее – это было довольно нелепо, если думать, что она ушла, – и, наконец, поднялся наверх и увидел ее. Она лежала на постели в белой шелковой сорочке, надушенная, с накрашенными губами – и что мне сразу бросилось в глаза – на подушках, переложенных на середину нашей двуспальной кровати. Ветер раздувал шторы, все было мирно и тихо и даже напоминало Голливуд. То есть сразу, понимаете, не было ощущения чего-то противоестественного; оно возникло потом, а в первую минуту это походило на сцену из кинофильма. Все было настолько нереально, словно ты не здесь, не рядом, а наблюдаешь со стороны.

– А что вы подумали? – спросила Лили.

– Что уж тут было думать? Сначала я, вероятно, просто не мог собраться с мыслями. Не знаю. Не хочется говорить, – заключил он резко.

– Вы желали ее смерти, – просто сказала Лили.

– Вам еще рано знать, как это бывает в жизни. И лучше никогда не узнать. Это все очень сложно…

– Я понимаю.

– Потом было много суеты, приходили люди, что-то спрашивали, я что-то отвечал. Надо было рассылать телеграммы, хлопотать о похоронах. Каждый старался проявить чуткость…

– Которой вы в свое время не проявили?

– Да, пожалуй.

– Я вам очень сочувствую, Чарльз. – Она коснулась его руки. – Это ужасно. Не думайте об этом больше…

Подошел Гардиньери и на этот раз согласился выпить с ними рюмку бенедиктина.

– Я кое с кем договорился, как вы просили, – сказал он тоном заговорщика. – Но боже вас сохрани сделать неверный шаг, сэр! Нам всем тогда будет плохо. Я доверяю вам, хотя это большой риск.

– Не беспокойтесь, – сказал Чарльз,– мы не в джунглях. Ничего не случится.

– Мне бы вашу уверенность, профессор, – сказал Гардиньери. – Итак, вы знаете Депо-стрит, за вокзалом, ну, где конечная остановка автобуса?

– Знаю.

– Там на углу закусочная Ника. Сегодня от одиннадцати до двенадцати. Скажете буфетчику, что вам нужен Макс. Больше ничего. Он не должен знать, кто вы, и вы его тоже ни о чем не спрашивайте, а самое главное, не называйте моей фамилии. Я с ним не сам договаривался, а через третьих лиц. И советую этой молодой особе вас не сопровождать. В ночное время там небезопасно.

– Очень вам благодарен, – сказал Чарльз.

При всей своей мрачной таинственности, мистер Гардиньери, казалось, был доволен собой.

– Я бы ни для кого этого не сделал, профессор Осмэн, – сказал он и, подозвав официанта, величественно распорядился: – Ликер за мой счет, Джек!

– И все-таки я с вами поеду, – сказала Лили, когда хозяин отошел. – Подумать только, в нашем городишке вершатся преступные дела! Кто же согласится пропустить такое?

– Нет, Гардиньери прав, вам там нечего делать.

– Меня выбрасывали из таких притонов, какие ему и не снились, а уж вам и подавно! – заявила Лили. – Соглашайтесь по-хорошему, иначе все равно поеду следом, буду сигналить всю дорогу и расскажу суду всю правду!

Костер пылал, и неровные языки пламени превращали темное спортивное поле в пещеру с пляшущими длинными тенями. Сверху, с шоссе, проходящего над полем, где Лили остановила машину, была видна толпа, пока еще не очень большая. Люди, казалось, бесцельно слонялись туда и сюда. Временами доносилось пение, которое то и дело обрывалось, словно никому не хотелось подтягивать. Оно больше напоминало заунывное бормотание, в котором чудилось что-то зловещее. На переднем плане перед костром дурачились и кувыркались какие-то парни в белых свитерах, несколько человек беседовали чуть поодаль, а двое, взгромоздившись на высоченные ходули, развертывали стяг футов в двадцать длиной, с эмблемой колледжа. К месту сбора подъезжали машины, из общежитий и клубов стекался народ. То тут, то там образовывался тесный круг, и люди начинали скандировать различные призывы, из которых особенно выделялось лающее, истерическое «Дерись!».