Дэймон Гэлгут - Добрый доктор

— Как война, — стенала Клаудия. — Снаружи — как большая война без конца!

И это вдобавок к обычной нагрузке врача в больнице, где и так еле справлялись с заурядными травмами и болезнями. Примерно через полгода Сантандеры попросили перевести их куда угодно и оказались здесь.

В определенном смысле именно из-за Соуэто началась моя связь с Клаудией. Однажды ночью, в первый месяц работы Сантандеров здесь, к нам поступила пациентка в критическом состоянии — жертва целой толпы. Односельчане избили ее, изранили ножами и попытались сжечь заживо за то, что она была колдуньей. Было очевидно, что женщина при смерти, но все мы суетились вокруг нее как сумасшедшие, прилагая усилия для ее спасения. В конце концов она умерла. Из соседней больницы за телом приехала «скорая». После этого фиаско, в томительные часы предутреннего затишья Клаудия и я оказались в ординаторской наедине. Маска безразличия внезапно соскочила с ее лица и разбилась. Клаудия зарыдала. Ее трясло. Она выплеснула на меня накопленный за прошедшие месяцы ужас перед всем немыслимым, что она повидала в этой стране.

— Как люди могут так делать? — вопила она. — Как? Как?

Я обнял ее, чтобы успокоить. Она плакала, точно маленький ребенок. Я знал, интуитивно чувствовал, в чем причина: болезни нашей страны слишком запущены, клапаны расплавились. Гнев вырвался из-под контроля. Как я мог утешить Клаудию? Только обняв за плечи. Но затем утешение переросло в нечто совсем иное. Похоть, вскормленная горем, — очень сильное чувство. В ту первую ночь мы были как дикие звери. Так длилось несколько недель. Мы уединялись в пустующих палатах или в темных коридорах. Бросив ездить к Марии, я начал страдать от внутренней опустошенности. В Клаудии я отчасти находил то, чего мне недоставало. Мне было нечего терять. Зато она сильно рисковала. Мы вели себя безрассудно. Нас могли застигнуть в любой момент. Мы не осмеливались встречаться разве что в моей комнате, ведь Хорхе был прямо за стеной.

Но по-моему, он знал. С тех времен между нами постоянно ощущалась какая-то напряженность и холодность. Впрочем, вполне возможно, что это ощущение навевала моя нечистая совесть. И лишь в самое последнее время, с появлением Лоуренса, напряжение немного ослабло.

— Нет, они уезжают, — сказал я ему теперь. — Дело решенное. Вопрос лишь в том, когда.

— Не думаю. Они замечательная пара. Самоотверженные люди.

— Самоотверженные?

— Да, они очень преданы стране. Заботятся о будущем. Обо всем.

— Не обольщайтесь, — сказал я. — Они никому не говорят, но все и так знают. Секрет Полишинеля.

— Хорхе мне сказал, что Куба — это дыра.

— Ja, не спорю, — сказал я. — Ситуация сложная. Хорхе не хочет возвращаться, а она хочет. Из-за этого они постоянно ссорятся.

— Вы полагаетесь на то, что она возьмет верх.

— Она возьмет верх.

— Фига с два, — сказал он. — Кроме того, они не ссорятся.

— Разве вы их не слышали через стену?

— Нет. Определенно нет.

— И вообще, — отрезал я, — вы переедете не на место Сантандеров, а в комнату Техого.

— В комнату Техого?

Я выдумал этот вариант, не сходя с места. Но, едва сорвавшись с моего языка, слова обрели могущество непреложной истины.

— Да, — подтвердил я, — в комнату Техого. Ему все равно там жить не положено. Он скоро съедет.

— Куда он уезжает?

— Не знаю, — сказал я. — Какая разница!

Комнату Техого — крайнюю слева в нашем коридоре — полагалось занимать врачу. Но Техого был не врачом, а фельдшером. Строго говоря, он и фельдшером не был — не имел необходимой квалификации. Но в нашей больнице на него возлагались фельдшерские обязанности.

Техого появился здесь еще до меня. Когда я приехал, он уже занимал ту же комнату, что и сейчас. Как он здесь оказался, мне так по-настоящему и не объяснили, — что-то связанное с давними беспорядками в хоумленде. Точно было известно лишь одно: все родные Техого — мать и отец, брат, дядя — были убиты по политическим мотивам. Кажется, семья состояла в дальнем родстве с самим Бригадным Генералом и убийства были совершены из мести.

В общем, темная история. Ясно было лишь то, что осиротевший Техого остался совсем один. Деваться ему было некуда. В то время он работал в больнице в качестве фельдшера-стажера, но экзамены всякий раз заваливал. Его держали в штате лишь потому, что других кандидатов не было. Жил он с родителями, каждый день приходил на дежурство из города. От смерти его спасло лишь то, что в роковой момент он находился в больнице. И теперь ему нельзя было возвращаться домой.