Дэймон Гэлгут - Добрый доктор

Сам Лоуренс больше не задавал мне этого вопроса, потому что у него было полно других.

Когда ему хотелось что-то узнать, он не знал удержу. Деликатных тем для него не существовало. Иногда мне становилось жутко. И все же я, сам не зная как, открывал ему то, чего никогда в жизни ни с кем не обсуждал.

Например, рассказывал о своем браке. Вот тема, на которую я не собирался откровенничать даже с самым близким человеком. Не из-за ее гипотетической мучительности — болевую чувствительность в этой области я давно уже утратил. И все же мой брак оставался моим личным делом, моей тайной. Но Лоуренс спустя одну или две недели знакомства взял быка за рога:

— Я смотрю, вы еще носите обручальное кольцо.

— Ну так я еще женат.

— Правда? Но где же ваша жена?

Не прошло и минуты, как я выболтал ему все щекотливые подробности: что Карен сбежала с Майком, который со времен армии был моим лучшим другом, а после демобилизации стал еще и партнером по медицинской практике. Что теперь она живет с Майком и что процесс расторжения брака застопорился из-за моего бегства сюда, так что по документам мы покамест муж и жена.

— И когда все это завершится?

— Не знаю, — сказал я. — Месяцев через шесть, наверно. Недавно она активно взялась за дело, и процесс сдвинулся с мертвой точки. Кажется, они хотят поскорее выехать за границу.

— Она снова собирается замуж?

— Полагаю, для того ей и понадобился развод.

— За этого типа? Вашего армейского друга?

— За Майка? Ja, она по-прежнему с ним. Говорит, что он ее любовь на всю жизнь.

— Фрэнк, он никогда не был вашим другом, — торжественно провозгласил Лоуренс. — Настоящий друг никогда бы так с вами не поступил.

— Да, Лоуренс, я это сознаю.

— Я никогда бы так не поступил. Никогда на свете.

— Похвально.

— Я не стал бы больше носить кольцо, — сказал он. — Почему вы его носите, Фрэнк?

— Не знаю, — сказал я. — Привычка.

Но золотой блик на моем пальце был скорее символом, чем привычкой. Я спрятал его, сжав руку в кулак.

Уверяя: «Я никогда бы так с вами не поступил», Лоуренс имел в виду, что он мне настоящий друг. Полагаю, он воспылал ко мне симпатией чуть ли не с первого дня знакомства. Но эта привязанность не была взаимной. Для меня Лоуренс был просто соседом по комнате, человеком, который временно вторгся в мою жизнь, нарушив ее устоявшийся уклад.

И все же я поймал себя на том, что провожу с Лоуренсом много времени. Отчасти не по своей воле — в комнате или на работе мне было некуда от него деться. Но и в часы досуга — почти бессознательно — мы стали составлять друг другу компанию. Игра в пинг-понг стала для нас вроде ритуала. Раньше я никогда не засиживался в уголке отдыха — очень уж уныло там было. Но оказалось, что перекидываться пластмассовым шариком и бессвязными замечаниями даже приятно. Наши разговоры обычно походили на пинг-понг: пустопорожние, бесцельные. Способ скоротать время.

Иногда мы вдвоем отправлялись в буш. Я уже много лет не ходил в походы, но теперь они возобновились. Не помню уж, кому принадлежала идея — мне или ему, но именно он раздобыл большую карту нашего района. Обычно карта висела на стене над кроватью Лоуренса, но хотя бы раз в неделю он снимал ее и размечал маршруты на выходные. Прихватив сандвичи и пиво, мы бродили по тропам. Я показывал ему то, что запомнил по давним прогулкам, водил по живописным местам. В буше мы обычно чувствовали себя привольно, хотя Лоуренса всегда немного нервировала дикая природа.

По вечерам мы все чаще и чаще захаживали к Маме Мтембу. Конечно, посещения бара не были мне в новинку — мало ли я там бывал! Но раньше я появлялся у Мамы от случая к случаю и долго не засиживался; по вечерам в баре становилось, по моим меркам, слишком тесно и дымно. Как правило, туда сбредались все свободные от дежурства сотрудники больницы; вынужденное панибратство за кружкой пива было выше моих душевных сил. Но теперь, в обществе Лоуренса, атмосфера бара почему-то казалась мне более гостеприимной.

У Мамы Мтембу в нерабочее время служебная иерархия ничего не значила. Повара Темба и Джулиус были на равных с Хорхе и Клаудией. Иногда за столик запросто подсаживалась даже доктор Нгема, хотя ее присутствие вносило легкую ноту неловкости. Сам я никогда до конца не расслаблялся, но, отчасти переняв незакомплексованность Лоуренса, стал держаться не так отчужденно, как раньше.

Однажды утром после очередных ночных посиделок в баре я оказался в столовой наедине с Хорхе. Добродушно посасывая свой ус, он сказал: