Кормак Маккарти - Кровавый меридиан

Они проследовали дальше, к общественным баням, где по одному зашли в воду, один бледнее другого, всё в татуировках, клеймах и швах, в страшных складчатых шрамах поперёк груди и живота, похожих на следы гигантских многоножек, — одному Богу известно, где они их получили и какие варвары-хирурги приложили к этому руку, — некоторые с увечьями, беспалые, одноглазые, с буквами и цифрами на лбах и руках, словно предметы инвентарного учёта. Горожане и горожанки выстроились вдоль стен, наблюдая, как вода превращается в жидкую кашицу из крови и грязи, и все взгляды были прикованы к судье, который разоблачился последним и теперь царственно шествовал по периметру бассейна с сигарой во рту, пробуя воду на удивление крохотным пальцем ноги. Он весь светился, как луна, — такой он был бледный, и на огромном теле не было ни волоска — ни в одном потайном уголке, ни в громадных скважинах ноздрей, ни на груди, ни в ушах, никакой вообще растительности над глазами и никаких ресниц. Кожа на лице и шее была потемнее, и поэтому казалось, что на огромный купол голого черепа натянута блестящая шапочка для купания. Когда эта огромная туша опустилась в бассейн, уровень воды заметно повысился, и, погрузившись по глаза, вокруг которых чуть обозначились морщинки, он с явным удовольствием огляделся, будто улыбаясь под водой, точно вынырнувший из болота бледный и жирный ламантин, а над самой поверхностью воды за маленьким, прижатым к голове ухом дымилась сигара.

Тем временем позади них на глиняных плитках торговцы уже разложили свой товар — костюмы европейского покроя и из привозных европейских тканей, рубашки из разноцветного шёлка, шапки из бобра с коротким ворсом, сапоги из прекрасно выделанной испанской кожи, трости с серебряными ручками, стеки для верховой езды, сёдла в серебряной оправе, резные курительные трубки, потайные пистолеты, набор толедских шпаг с рукоятками слоновой кости и прекрасной гравировкой на клинках; расставляли стулья брадобреи, выкликавшие имена знаменитостей, которых они обслуживали, и все эти дельцы уверяли членов отряда, что всё предоставляется в кредит на самых выгодных условиях.

Когда они, во всём новом — причём рукава пиджаков у некоторых еле закрывали локти, — ехали через площадь, к ажурным металлическим решёткам бельведера привязывали скальпы, словно декорации для некоего варварского празднества. Отрезанные головы уже водрузили на шесты над опорами уличных светильников, и они впалыми языческими глазами созерцали оттуда куски высушенной кожи своих родичей и предков, натянутые по всему каменному фасаду собора и чуть слышно хлопавшие на ветру. Позже, когда светильники зажгли, в их слабой подсветке снизу эти головы стали выглядеть трагическими масками. Через несколько дней, когда птицы обоснуются на них и покроют их помётом, головы эти пойдут белыми пятнами и вообще станут напоминать прокажённых.

Тамошнего губернатора Анхеля Триаса в молодости посылали учиться за границу, он был хорошо начитан, знал классику и изучат языки. Он был человек светский, и эти грубые вояки, нанятые им для защиты штата, похоже, пробудили в нём тёплые чувства. Когда вице-губернатор приглашал Глэнтона и его офицеров отужинать, тот ответил, что отдельно от своих людей не трапезничает. Перед этим доводом вице-губернатор с улыбкой сдался, и Триас поступил так же. Отряд прибыл, когда было назначено. Выбритые и постриженные, в новых сапогах, в пух и прах разодетые, они собрались вокруг накрытого стола, причём делавары в визитках смотрелись необычно строго и грозно. Были поданы сигары, по бокалам разлили херес, и губернатор, стоя во главе стола, приветствовал их и велел управляющему проследить, чтобы они ни в чём не нуждались. Прислуживали солдаты, которые приносили чистые бокалы, наливали вино и зажигали сигары от предназначенного именно для этой цели фитилька на серебряной подставке. Судья прибыл последним в ладно скроенном костюме из небелёной холстины, который ему сшили только что, прямо перед ужином. На пошив извели целые рулоны ткани, и над костюмом потела целая команда портных. На ногах у судьи были безупречные сияющие серые сапоги из лайковой кожи, а в руке он держал панаму, сшитую из двух панам размером поменьше так искусно, что швов вообще не было заметно.

Когда появился судья, Триас уже занял своё место, но, завидев его, снова встал, они сердечно пожали друг другу руки, губернатор посадил его справа от себя, и они тут же завели беседу на языке, не понятном никому из присутствующих. Исключение составляли лишь изредка проскакивавшие низкопробные выражения, что просочились с севера. Бывший священник, оказавшийся напротив мальца, поднял брови и глазами показал на этих двоих. Малец, впервые в жизни надевший крахмальный воротничок и галстук, молчал за столом, как портновский манекен.