Юлия Франк - На реках вавилонских

Хлопнула дверь. Юнис шла наверху по коридору. Я испортил ей вечер. Насколько я помнил, она еще никогда не ходила в гости одна. Видимо, она ушла в спальню и там заперлась. На моей половине кровати наверняка лежали большие листы бумаги, — захоти я войти в спальню и лечь спать", я должен был бы отодвинуть их в сторону.

Я откинул голову на спинку кресла, глубоко вздохнул и правой ногой сбросил левую тапку, а левой — правую. Я наслаждался тишиной и уединением. Мне недоставало уединения. При том, что я был достаточно одинок, мне редко доводилось оставаться одному. Я получал удовольствие от поездок на машине по утрам и вечерам, однако выдавалось немало дней, когда я охотно остался бы в доме один. Как только я увидел Юнис с одним из ее рисунков, я впал в немилость. Возможно, эта Нелли Зенф действительно верила, что ее друга заманило на тот свет одно-единственное черное мгновение или несколько мелких ссор, возможно, случившихся между ними. По какому поводу могли они ссориться?

В нос мне ударил запах травки. Резкий запах. Я понятия не имел, откуда у Юнис это зелье. Мне она не сообщила. Да и что толку было это знать. Уже больше года она почти каждый вечер сидела там, наверху. Рисовала и заполняла нашу спальню дымом. Может, она думала, что меня это злит? Минуты, когда я считал, что было бы хорошо для нее и приятно для меня, если бы она наконец вернулась в Ноксвилл, случались все чаще.

Мы предлагали Нелли Зенф сигареты "Мальборо" и "кэмел". Но эта Зенф, Нелли Зенф, даже не курила. Мы предлагали ей сигареты, надеясь, что это облегчит дело, но она отказалась. Она встала и попросила разрешения сходить в туалет. Ее запах сводил меня с ума. Мне пришлось извиниться и на несколько минут выйти. Когда я вернулся, она уже опять сидела на своем стуле, потягивая кока-колу из банки, которую мы ей дали, и так пристально взглянула на меня, словно догадывалась, какое впечатление производит. Хотя было бы странно, если бы она об этом догадывалась. В таком неприкрашенном виде, в каком она была, с волосами, небрежно подколотыми на макушке. Это открывало во всей красе ее шею, белую, длинную, безупречную шею. Ее кожа слегка поблескивала. Когда Гарольд вышел из комнаты, чтобы принести новый термос с кофе, я сел на стол напротив нее и сказал:

— Вы больше не боитесь, фрау Зенф, верно? Вы знаете, что здесь вы в безопасности?

— В безопасности? — Она недоуменно смотрела на меня, потом тихо добавила: — Дело совсем не в этом. — Она покачала головой, и мне показалось, что легкое дуновение ветра донесло ее запах до самого моего носа. — Знаете, что мне как-то раз сказала одна женщина? "На всем свете нет более безопасного места, чем коммунистическая страна с такой стеной, как наша". Нелли рассмеялась. Ее смех, легкий и взрывной, грянул так неожиданно, что я испугался.

Неодолимое влечение заставило меня встать, скорее машинально, чем осознанно, я обошел стол, остановился перед нею и сказал:

— Мы желаем вам только добра. — Мой голос звучал хрипло.

— По-коммунистически, — рассмеялась она. — Представьте себе, моя мать действительно думает, что это неотделимо от коммунистических идей. Можно подумать, страна развивалась согласно ее революционным представлениям, — смех в ее голосе постепенно улегся, — при том, что это было социалистическое развитие, верно же, а социализм не имеет ничего общего с коммунизмом.

Сначала я усердно кивал в ответ, потом покачал головой.

— Нет, не имеет.

Я услышал, как у меня за спиной открылась и закрылась дверь. Гарольд поставил на стол кофейник-термос и протянул Нелли шоколадный батончик "Марс".

— Вы даете своим жертвам такие дорогие вещи? — Она еще держала в руке банку с кока-колой, но почти не пила. Создавалось впечатление, что она из вежливости притворяется, будто пьет, а на самом деле только подхватывает капельки из маленького отверстия. Казалось, возможность держать в руке банку для нее важнее, чем пить.

— Жертвам? — Гарольд с недоумением посмотрел на нее, потом опустил протянутую руку и с еще большим недоумением взглянул на меня. — Вы для нас вовсе не жертва. Мы беседуем с вами, чтобы определить, подвергались ли вы преследованиям. Итак, имя этого друга? Вы обмолвились, что у Баталова был такой друг.

— Нет, меня не преследовали. — Она решительно покачала головой и намотала на палец прядь волос. — Нет, ни в малейшей степени. После подачи заявления на выезд я лишилась права работать, но ведь это было в порядке вещей, особенно если человек занимался научными исследованиями. Или работал в средствах массовой информации. Или в сфере образования, или еще в чем-то таком. Это было вполне нормально.