Хосе Карлос Сомоса - Афинские убийства, или Пещера идей

Я вспомнил, что еще не писал, как попал в эту темницу. Если эти примечания и вправду помогут мне не сойти с ума, пожалуй, лучше мне будет поведать все, что со мной случилось, как бы обращаясь к моему будущему маловероятному читателю. Позволь же мне, читатель, вновь прервать повествование. Я знаю, что читать дальше книгу тебе интереснее, чем выслушивать мои беды, но не забывай: хоть я и изгнан вниз страницы, ты должен уделить мне немного внимания в знак признательности за мой плодотворный труд, без которого ты не мог бы наслаждаться этим произведением, которое так тебе нравится. Так что запасись терпением и прочитай меня.

Вы, наверное, помните, что в ночь, когда я окончил перевод предыдущей главы, я вознамерился поймать моего неизвестного гостя, таинственно подделавшего текст, над которым я тружусь. С этой целью я выключил все огни в доме и притворился, что ложусь спать, но на самом деле устроился караулить в гостиной, укрывшись за дверью, ожидая «визита». Когда я уже был почти уверен, что в эту ночь он уже не придет, послышался шум. Я высунулся за приоткрытую дверь и только успел заметить, как на меня накинулась какая-то тень. Проснулся я с сильной головной болью и обнаружил, что меня заперли в этих четырех стенах. Что до темницы, я уже описал ее и отсылаю любопытного читателя к предыдущему примечанию. На столе был текст Монтала и мой собственный перевод, кончавшийся на шестой главе. Сверху на нем лежала написанная изысканным почерком записка на отдельном листке: «ТЕБЕ НЕ СЛЕДУЕТ ЗНАТЬ, КТО Я. ЗОВИ МЕНЯ «НЕКТО». НО ЕСЛИ ТЫ В САМОМ ДЕЛЕ ХОЧЕШЬ ОТСЮДА ВЫЙТИ, ПЕРЕВОДИ ДАЛЬШЕ. КОГДА ОКОНЧИШЬ, ПОЛУЧИШЬ СВОБОДУ». Пока это единственный контакт с моим безымянным похитителем. Ну, кроме записки, еще и этот, не мужской и не женский, голос, который иногда слышится из-за двери темницы, приказывая мне: «Переводи!» Так я и делаю.

Я не поддался властному искушению уничтожить эту поддельную восьмую главу, которую мой похититель, несомненно, подложил в книгу. Единственное, в чем этот сукин сын не ошибся, это слезы: в последнее время я очень часто плачу. Это один из способов измерить время. Но если Некто думает, что сведет меня с ума с помощью этих подставных страниц, он очень ошибается. Теперь я знаю, для чего они ему: это сообщения, указания, приказы, угрозы… Он уже даже не старается скрыть их незаконное происхождение. Читать самого себя в первом лице – ощущение тошнотворное. Чтобы от него избавиться, я постарался представить, что сказал бы на самом деле. Не думаю, что я «застонал» бы, как утверждает текст. Я подозреваю, что задал бы гораздо больше вопросов, чем это его жалкое создание, пытающееся мне подражать. Однако, что касается плача, он попал в точку. Начинаю перевод текста, который, я полагаю, и есть настоящая восьмая глава.

Дело идет очень медленно! Очень медленно! Очень МЕДЛЕННО! Если я хочу выйти отсюда, то должен переводить быстрее.

Это эйдезис, тупица, эйдезис, ЭЙДЕЗИС! Этот эйдезис все меняет, всюду лезет, на все влияет: сейчас это идея «медлительности», за которой в свою очередь скрывается другая идея…

Прошу прощения, но вынести я этого не могу. Эйдезис проник и в описания, и встреча Гераклеса с Ясинтрой рассказана невыносимо медленно. Злоупотребляя полномочиями переводчика, я постараюсь сжать описание, чтобы продвигаться побыстрее, и ограничусь рассказом о главном.

Тут я остановлюсь. Оставшаяся часть длиннейшего абзаца – занудное описание каждого шага Гераклеса, приближавшегося к Ясинтре: однако, как это ни парадоксально, Разгадыватель все-таки до нее не доходит – это напоминает Ахиллеса, который никогда не обгонит черепаху у Зенона Элейского (отсюда и выражение «элейский отрезок»). Все это вместе с часто повторяющимися словами «медленный», «тяжкий», «неуклюжий» и метафорами земледелия наводит на мысль о подвиге со стадами Гериона, медлительным скотом, который Геракл должен был похитить у чудовища Гериона. Иногда встречающийся эпитет «тяжконогий» – гомеровский, ибо для автора «Илиады» волы «тяжконогие»… И раз уж речь идет о тяжести и медлительности, должен отметить, что я наконец смог полностью справить свои нужды, что улучшило мое настроение. Быть может, конец моего запора послужит добрым знаком и станет предвестником быстроты и достижения целей.

Вязкое объяснение тайны, предложенное Гераклесом Понтором, тоже усиливает эйдезис, ибо обычно немногословный Разгадыватель растекается здесь в длинных щедрых отступлениях, продвигаясь вперед с медлительностью Герионовых волов. Я решил подготовить сжатый вариант. Там, где это нужно, я приведу в сносках подлинный текст.