Сэмуэль Шэм - Божий Дом

Оливия лежала запутанная в своих личных ортопедических джунглях из цепей, проводов, палок, вытяжек и ремней. Немного белых волос обрамляли лысеющую голову. Закрытые глаза, спокойное дыхание, она была очаровательна в своей неподвижности. С головы до десяти пальцев ног, она представляла воплощение мира. Десяти? Я откинул одеяло и пересчитал пальцы ног. Десять. Ноги? Две. Я отвел Сема к койке и вместе с гением математики мы сосчитали до десяти. Я сказал:

— Ну ладно, сколько у нее ног? Одна?

— Это не смешно, — сказал Сэм, — я умею считать.

— Так что произошло?

— Я взял не ту историю болезни.

— Ты не осмотрел пациента?

— Осмотрел, — сказал Сэм. — Я осмотрел, но не увидел другую ногу, вот и все. Я настроился на одну ногу, а не на две. [208] Нормальная ошибка студента или интерна. Обычно начинают, что пациент с историей ампутации левой ноги поступил с такой-то жалобой, а, докладывая об осмотре, сообщают, что наблюдается отеки ног с обеих сторон.

— Отлично, — сказал я. — Что возвращает нас к очередному ЗАКОНУ ДОМА: ПОКАЖИТЕ МНЕ СТУДЕНТА, КОТОРЫЙ ЛИШЬ УТРОИТ МОЮ РАБОТУ, И Я БУДУ ЦЕЛОВАТЬ ЕГО ПЯТКИ.

Уникальностью Оливии были горбы. Во время моего короткого обзора реальностей ее тела я заметил эти два возвышения в районе ее груди или живота. Заинтересованный я начал фантазировать о том, что это может быть. Груди? Маловероятно. Инопланетные выросты? Я откинул простыню и закатал ее робу. Вот они. Выпирая из ее живота, книзу от повисшей груди, находились два горба.

Сэм, наслаждавшийся приклеиванием отведений ЭКГ на обе ноги, взглянул и глаза его наполнились ужасом. Он выдавил из себя:

— Ой! Что это… эти штуки?

— На что они похожи?

— На горбы.

— Отлично, Сэм, отлично. Этим они и являются.

— Я никогда не слышал о горбах у людей. Что там внутри?

— Не знаю, — сказал я, заметив отражение своего отвращения в глазах 789, — но видит Бог, мы выясним. — И я принялся за осмотр.

— ОООООЙОЙОЙ! — сказал Сэм. — Простите, но я чувствую… чувствую…

Он выбежал из комнаты. Я тоже испытывал отвращение, близкое к рвоте. И это, Баш, то, чему ты научился за год в Божьем Доме. Когда тебе хочется вырвать, ты держишься.

Позже в дежурке Сэм извинился за то, что ему стало плохо, и я сказал ему, что это было неудивительно и что ему больше никогда не придется иметь дела с этими горбами. К моему удивлению он сказал:

— Я бы хотел их диагностировать.

— Горбы? Я думал тебе от них становится плохо.

— Да, но я могу принять противорвотное, если будет нужно. Черт возьми, доктор Баш, я собираюсь их диагностировать. Увидите.

— На здоровье. Несмотря на то, что ты не знал сколько у нее ног и пальцев на них, она вся твоя.

— Я не знаю, как это выразить доктор Баш, но спасибо, спасибо большое. Мне будет нужен рецепт на компазин.

Кто мы такие, чтобы вообразить, что чувствуют эти гомеры, и заниматься их спасением. Не было ли это идиотизмом воображать, что они чувствуют так, как мы? Такой же идиотизм, как считать, что знаешь, что чувствует ребенок. В этих гомеров мы вложили наш ужас смерти, но кто знает, боятся ли они смерти? Может быть они ждали ее, как давно пропавшую любимую кузину, уже старую но все равно близкую, направляющуюся в гости, чтобы избавить от одиночества, от ужаса взгляда в зеркало и неузнаванию того, кто смотрит оттуда, дорогого друга, целителя, который всегда будет с ними. Будет ли это для них смертью?

— Знаешь, Рой, я хочу быть очень богатым! — сказал Чак. — Вот оно! Возможно первого июля я начну один из этих фондов равных возможностей, чтобы выяснить, почему мы такие классные парни, а остальные нет.

— Ты действительно ненавидишь медицину? — спросил я.

— Что ж, старик, давай скажем так: я точно знаю, что ненавижу все это.

Кто-то заглягнул к нам со свежей почтой. Я подобрал бесполезный журнал под названием «Докторские жены», адресованный «Миссис Рой Г. Баш». Чак заглянул в свою почту, его глаза заблестели, и он сказал:

— Черт! Это снова произошло.

— Что произошло?

— Открытка. Вот, посмотри, — сказал он и протянул мне открытку: «ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ПРЕКРАСНУЮ ПРАКТИКУ НА НОБ ХИЛЛ, САН ФРАНЦИСКО? ЕСЛИ ДА, ЗАПОЛНИ ФОРМУ И ВЕРНИ ОТПРАВИТЕЛЮ.»

Из Дома я отправился в пригород. Я остановился возле большого дома в викторианском стиле, открыл дверь и сообразил, почему Толстяк никогда не приглашал меня к себе: я оказался в заполненной приемной, первый этаж был его офисом. У Толстяка была процветающая практика! Регистраторша поздоровалась со мной, сказала, что Толстяк слегка отстал от расписания и проводила меня через лабораторию и смотровую к чему-то, что было похоже на мастерскую. Там я и остался ждать. Я не мог не заметить следы заброшенных проектов, а в углу находилась свалка линз и стальных трубок с написанным от руки слоганами: «ВЛАДЕЙ СВОЕЙ ЗАДНИЦЕЙ, ЛЮБОЙ ЗАДНИЦЕЙ, ЗАДНИЦАМИ МИРОВЫХ КОНФЛИКТОВ и наконец, парадоксальным: НЕКОТОРЫЕ ИЗ МОИХ ЛУЧШИХ ДРУЗЕЙ — ЗАДНИЦЫ».