Игорь Андреев - Что там впереди, за поворотом?

– Так ведь у самого берега...

– Я сказал...

– Хорошо, хорошо, виновата, не буду.

Поплыли.

Завтракая, я с таким идиотским вниманием рассматривал Таню, что она покраснела и даже чуть отодвинулась, наверное решив, что я, не доверяя глазам своим, начну рассматривать её руками.

– Ты что, женщин никогда не видел? – спросила Таня сердито.

– Видел, каждый день. У нас в школе полсотни учителей, а мужчин – шестеро.

– Я не о том.

– Знаю о чём... Вот смотрю я на тебя и думаю: одни барышни красивы в одёжках, другие без, а ты и так и так – всё симпатичная. Кстати, ты очень похожа на Милен Демонжо.

– На кого?

– Милен Демонжо, французская кинозвезда. «Три мушкетёра» смотрела? Миледи – это она.

– Эх, Саша, если бы ты знал, когда я в последний раз смотрела новые фильмы. А «Трёх мушкетеров» сейчас совсем и не помню.

Странно. Женщины так болезненно чутко ищут и воспринимают своё внешнее сходство со знаменитостями, а эта...

– Вот я и думаю, достаются же мужикам красивые бабы!

– А тебе?

– Красивых мало. У них преимущество – они выбирают. Мне же страшно в той очереди постоять, вдруг от ворот поворот. А так можешь всю жизнь мечтать: «…а если... а может быть...» Жить хочется, когда есть надежда.

– Ты пройдёшь вне конкурса.

– Ошибаешься. Женщины ищут опору в жизни, а я плохая опора, из меня можно лишь вить веревку, а потом на ней вешаться.

Таня рассмеялась.

– Ох, и хитёр ты, братец. Цену себе набавляешь. А грубить из принципа – «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей»...

– Александр Сергеевич Пушкин. «Евгений Онегин». Глава четвёртая, начало строфы седьмой, -

– Вот здорово, – искренне удивилась Таня и тут же спросила: – Саша, а ты что делал всю жизнь?

– Я?

И тут я подумал, что мне, в сущности, нечего ей рассказать. Вроде бы и жил я очень правильно, и прожил немало, а рассказать этой девчонке нечего. Как в автомобильной катастрофе погибли отец и мама? Но это моё, только моё и Володи. Какие штучки откалывают ребята моего класса? Но Таня сама училась в школе.

Меня спас Димка.

Мы учились в одной школе, в одном классе и сидели за одной партой; с первого класса – на первой в среднем ряду; в восьмом учителя загнали нас на последнюю. Ничего страшного. Просто «египетские пирамиды», как нас называли, так надёжно прикрывали все «чудеса» среднего ряда, что учителям приходилось вставать, а кто поменьшё ростом – отходить в сторону, чтобы вовремя разоблачить очередное «преступление» сидевших за нами.

О школе у нас осталось самое приятное впечатление. Танцевать не умели, ни разу не влюбились, ряды курильщиков не пополнили. Зная силу наших четырёх кулаков, противники улаживали случайные конфликты мирным путём. Учились неплохо. А главное, нам было хорошо вдвоём. Окончили школу. Начались разлуки. Димка служил танкистом где-то под Читой, я – ракетчиком в Туркмении.

Встретились через три года и опять распрощались. Димка поступил в художественное училище имени 1905 года, я – в Орехово-Зуевский пединститут.

Окончили вузы. Димка остался работать в Москве, а я получил направление в наш город. Вскоре Димка женился. На свадьбу почему-то не пригласил. Я не обиделся. Значит, так было ему нужно.

Однажды приехал, выложил на стол какой-то ром, апельсины, нехотя показал паспорт, в котором стояла большая прямоугольная печать, а в ней написано: «Савчук Алла Евдокимовна, 1948 год рождения». Потом мы пили и говорили обо всём, кроме Димкиной женитьбы. Я не вытерпел и спросил: «Надо было?» – «Не надо, но мы с тобой ведь воспитаны на литературе, а не на щах», – со злостью ответил Димка. Через полтора года он вернулся в наш город с »Москвичом» малинового цвета, но без жены. Стал работать в мастерской Художественного фонда. Ему доверяли самую ответственную и сложную работу. Но не чурался он и халтуры, от вывесок в магазинах до табличек на могильные плиты. Почему? Он, как и я, знал, что краски, свидания с Третьяковкой, книги о великих бесплатно не раздают.

Когда Димка работал, я жил спокойно. Он исчезал на месяц, полтора. Потом выплывал, и... начиналась раскрутка. В нём открылся талант возмутителя спокойствия, возмутителя моего спокойствия. Мы словно очнулись от долголетней спячки и принялись навёрстывать упущенное – ударились в пижонство.

Нам повезло.

В те годы с киноэкранов над хилостью нашего поколения откровенно насмехались спартанцы, «великолепные семёрки» и прочие античные и современные крепыши. Женщины вздыхали, сравнивая своих мужчин с этими образцами силы, мужества, благородства и удачи. Сильный пол, кряхтя, принялся возиться с гантелями и эспандерами. Так что наши физические и моральные качества сразу ввели нас в число «лучших граждан города». И если Марта учила меня философскому анализу жизни, то Димка – эстетическому.