Алексей Скрипников-Дардаки - Комната мести

Чей-то быстрый чеканный шаг отвлек Никона от своих мыслей. В комнату вошел одетый в военную форму энергичный сухопарый человек с желтушным лицом. Он поздоровался за руку с архиереем и, кивнув Никону, представился: «Сухаренко Павел Антонович. Я — бывший архимандрит, а ныне служу в Народном комиссариате внутренних дел. У меня есть к вам предложение. Кстати, мы с вами однофамильцы».

Никон опешил, но не оттого, что носил с этим человеком одну фамилию. Он знал о священнослужителях, которые после революции отреклись от своих санов, став газетчиками, служащими госучреждений, но в жизни никогда их не сталкивался с ними вот так, лицом к лицу. Павел Антонович достал папиросу, закурил и, натянуто улыбнувшись Никону, начал разговор:

— Вы, молодой человек, вижу, так сказать, ошарашены, что я из попов? Не волнуйтесь, ваша реакция понятна. Я сам был таким. Преподавал в Духовной академии историю Нового Завета, но как-то из-за сущей ерунды угодил в опалу. Студенты игнорировали мои лекции, лингвистические исследования Евангельских текстов, которые я проводил в течение пятнадцати лет, отказались издавать. Весь мой труд пошел насмарку. Я ушел из монастыря, женился и вот сейчас по-настоящему счастлив. вы только не подумайте, что предлагаю вам идти моим путем. Я хочу предложить вам сотрудничество. Я протягиваю вам руку для того, чтобы вы могли реализовать себя в церкви так, как я в силу своего характера не смог осуществить. Мы с владыкой Никандром поможем вам стать на ноги, окрепнуть и понять, что советская власть не враг Бога в Его глобальном понимании. Она исповедует те же евангельские принципы свободы, любви, братства, что и Христос. Скажите, разве Христос не революционер?! В Евангелии он обличает продажных книжников и фарисеев, то есть попов, а с грешниками и прелюбодеями Он ест и пьет, разве не так? А? Царизм, загнавший церковь в рабскую зависимость и нищету, несет ответственность за ее угасание в глазах интеллигенции и народа. Мы — та власть, которая пришла воплотить идеи подлинного христианства без лампадок, иконок, свечек и другой ненужной мишуры. Мы призваны возродить в современной форме дух Христов. Наша литургия — это борьба, наша «херувимская» — это «интернационал», наши епископы — это товарищи Ленин, Зиновьев, Троцкий, Бухарин, наше Царство Небесное — это общество торжествующего социализма, где нет ни бедного, ни богатого, ни эллина, ни иудея, ни мужского пола, ни женского, ибо «во всем Христос» или «мировой закон справедливости», как говорим мы! Я надеюсь, вы поняли меня, отец Никон? Нам нужны новые священники, не подогнанные под чиновничий ранжир, проводники русской социалистической духовности, которая всегда была гонима. Вы донесете нашу благую весть до каждого угнетенного сердца. Вы будете строителем коммунизма вместе с нами! Вас назовут передовым духовенством социалистического православия, вырвавшего жала из мерзкой пасти человеконенавистнического капитализма. Только вас потом назовут гордым словом «православный протестант». Не «лютеры» и «кальвины», а вы, отец Никон будете вершить человеческую историю и прогресс!

— Да, но Христос не хотел рая на земле, — сказал Никон — Его царство не от мира сего!

— А мы от мира сего?! — возразил Павел Антонович — Мы, оплеванные, гонимые, поругаемые, расстреливаемые на площадях, гниющие в тюрьмах, стонущие на дыбе, проклятые, распятые, мы, чья душа есть душа народа. Настал момент, и мы «воскресли из мертвых». «Кто не со мной, тот против меня», — ведь так говорил Христос?! Вот, отец Никон, у меня есть одна бумажка. Подпишите ее, и вы получите то, о чем даже и не мечтали.

Никон развернул листок и прочитал: «Я, гражданин иеромонах Никон, обязуюсь сотрудничать с органами НКВД и предоставлять им необходимую информацию. Наше сотрудничество обещаю держать в тайне. Подпись».

— Ну, что? — спросил Павел Антонович — Подпишете? Отец Борис, кстати, стал совсем плох. Пьет много. Контрреволюционные бредни распространяет, сибаритствует, хрен старый! Говорят, что после смерти его матушки он с какой-то девкой живет… Так что пора ему на покой.

— Да, да, — утвердительно кивнул владыка, — а ты, Никиша, на его место станешь.

— Можно подумать? — спросил Никон

— Валяй, думай, — подмигнул Павел Антонович, — и бумажку с собой захвати, да подписать не забудь! Эх, парняга, по девкам бы тебе шастать, а не в рясу рядиться…

Отец Борис с пульсирующей болью в висках неподвижно лежал на постели, натянув одеяло до самого подбородка. Вооружившись факелами и кольями взбалмошных мыслей, бессонница устроила варварский погром в его голове. Она кощунствовала над святынями, взламывала тайники, где хранилось прошлое, прелюбодействовала со случайно забредшими сюда образами людей и событий. Она истово раскачивала колокольный язык мозга, чтобы набатом боли прославить высокую иерархию страхов.