Энни Прул - Горбатая гора

Отталина уходила в свою комнату и слушала чужие телефонные разговоры.

«Баланс вашего счета под номером семь-три-пять-пять-девять составляет минус двести долларов и четыре…»

«Да, могу, наверное. Ты уже пьешь пиво?» — «Ха-ха, да».

«Думаю, он не заметил». — «В квартире все в порядке. Я вытащила это из сумки и это было — ты это вырежешь?» — «Только не эту гадость».

«Эй, у вас все еще идет дождь?»

— Эй, у вас все еще идет дождь? — повторила Отталина.

Везде шел дождь. И везде жили люди. Кроме края Рэд-Уолл.

— Я похудею, даже если мне придется сдохнуть, — сказала Отталина матери, глядя на фотографию Шан.

— Разве ты уже не говорила то же самое? — отозвалась та. — Я тебя знаю.

Отталина несколько дней маршировала вокруг дома, потом расширила маршрут до загонов, кладовой с инструментами, до ямы, где Аладдин держал вышедшие из строя вещи. Там валялся старый трактор, сквозь кабину которого проросла черемуха, чуть дальше — старый трактор Рэда и наполовину засыпанные гравием останки ободранного «форда». Девушка проходила мимо, когда услышала тихий, почти неразличимый шепот:

— Девушка, милая…

Садившееся солнце освещало темную массу облаков — настолько темную, что они казались обуглившимися, прерию, тракторы, ее руку на плаще-дождевике. Во влажном воздухе цвета становились ярче.

— Милая, — выдохнул голос.

Отталина была одна, в небе не было видно ни одной летающей тарелки. Она застыла на месте. Она страдала с детства — от излишнего веса, от бесчувственных родителей, от того места, где жила. Возможно, она сходит с ума. Брат ее матери, Мэпстон Гипсаг, пострадав в аварии, повредился мозгами, и болезнь его проходила поэтапно — из обычного депрессирующего фермера он постепенно превратился в хихикающего маньяка.

Свет опустился ниже, бросая на машины тени кофейного цвета. Она не слышала ничего, кроме писка москитов и легкого дуновения ветерка, всегда возникающего в сумерках.

Ночью, слушая чужие телефонные разговоры, она подумала, что могла слышать голоса от голода, поэтому пошла на кухню и доела остатки свинины.

«Я беспокоюсь за тебя. Надеюсь, никто не попытается убить тебя».

«Не скучай без меня».

«Здесь льет, как из ведра». — «Тут тоже». — «Какой смысл оставаться здесь?»

Шли недели, но ничего не происходило, что было весьма характерно для тех мест. Но однажды Отталина снова пошла к яме с гравием.

— Здравствуй, милая. Иди же сюда, — снова заговорил старый зеленый трактор Аладдина.

Несколько лет назад эта машина убила фермера, перевернувшись в ирригационную канаву. Его звали, кажется, Морис Рамблвуд. Рамблтри, Брамблфуд, Рамблсит, Тамблфлуд? Она была тогда ребенком, но он всегда улыбался ей, спрашивал, что она готовит, а в тот роковой день угостил ее конфеткой, растаявшей у него в кармане, и разрешил надеть свои солнцезащитные очки, окрашивавшие мир в оранжевый цвет. А чуть позже он был уже мертв. Наверное, это его дух.

— Морис? Это ты?

— Нет, я — не он. Тот парень обратился в прах.

— А кто говорит?

— Подойди ближе.

Она протянула руку к решетке. В ней свили гнездо осы, и теперь, потревоженные, они пролетели сквозь прутья и напали на обидчика. Отталина смотрела на укусы.

— Это хорошо, — донесся голос из трактора. — Возьми палку и разгони их.

Но она отступила.

— Я очень боюсь, — сказала она, глядя на небо, венчающее прерию на окраине мира.

— Нет-нет, не надо бояться. Этот мир полон чудес, разве ты не знаешь? Иди сюда, садись в кабину. Сиденья до сих пор в порядке. Представь, что ты едешь по Лос-Анджелесу, — голос был хриплый, протяжный, надтреснутый, похожий на голос гангстера из кинофильма.

— Нет, — сказала она. — Мне все это не нравится. У меня и так достаточно проблем, не хочется усугублять их и садиться в кабину трактора, который вот-вот развалится.

— Ах, ты думаешь, у тебя проблемы? Посмотри на меня, милая, — я здесь в жару и в холод, по мне ползают ящерицы, во мне нет бензина, почти ничто не работает, на меня гадят птицы и садится пыль. И даже ты не хочешь побыть со мной немного.

— Уже двенадцать минут седьмого, — сказала она и пошла прочь, потирая пальцами брови. У нее были галлюцинации.

— Милая! Девушка, не уходи! — звал ее голос.

Ей хотелось знать побольше о мире, но единственной возможностью услышать хоть что-то был телефон.

«.. рога молодых бычков. Я хотел посмотреть». — «Да? А мне сказали, что ты ушел раньше трех». — «Я был там, переодевался». — «Знаешь, ты идиот».