Артур Саканян - Театр одного зрителя

Ведущий помрачнел, и доктор решил перевести разговор несколько в иную плоскость:

— Вы обращали внимание на то, что возгордившиеся люди с трудом переносят одиночество?

Ведущий рассеянно кивнул головой, а доктор продолжил:

— Это гордыня мучает их. Без свидетелей гордыня мертва, и ей нужна подпитка свежими восторгами. Однажды поступив не по совести и создав в мозгу порочную связь, можно без всяких угрызений совести многократно нарушать табу. Поэтому, возгордившиеся люди…

Ведущий побледнел, что-то омрачило его лицо, и он буквально выпалил свой вопрос:

— Получается, что убийца всегда способен совершить такое же преступление?

Ведущий ещё больше помрачнел от своего же вопроса, и доктор постарался ответить ему оптимистичным тоном:

— Да. Всё зависит от причины, и насколько сознательно было совершено преступление. Только осознанная дозволенность разрешает действовать вопреки совести. Сознательные действия не по совести создают порочную связь в мозгу, которая позволяет в дальнейшем обходить запреты. Поэтому убийство, совершённое впервые, содрогает душу, а при повторе — может даже сопровождаться удовольствием. Прежде чем совершить преступление во внешнем мире, человек должен сознательно совершить его в самом себе.

Ведущий совсем помрачнел и угрюмо выдавил:

— Наверно, поэтому человека выворачивает, когда он впервые совершает убийство. Будто с рвотными массами выталкиваются останки его человечности.

— Хоть и жутко выразились, но очень образно, — похвалил его доктор и продолжил:

— Всё это звенья одной цепи, — а в мыслях промелькнуло: «Фильмов насмотрелся, был свидетелем или сам руку приложил?»

Ведущий вздрогнул, и, будто задыхаясь, выкрикнул:

— Уже можно дать звонок?!

Вопрос, который должен был прозвучать в студии, ведущему был известен заранее, но ему внезапно стало не по себе от мысли: «С пистолетом и с попыткой изнасилования никуда этот мужик не пошёл бы жаловаться». Разом хлынули воспоминания, и ведущий уже ничего не слышал.

-87-

В тот день его велосипед кто-то основательно раскулачил. Остались только рама и педали.

Его друг снял цепь, пожалуй, единственное, что ещё на что-то могло быть пригодно, обещал помочь найти грабителя, и предложил вечерком прошвырнуться по городу.

Чтобы больше хватило на пиво, сигареты они «стреляли» у прохожих. Было уже поздно и, как следует, нагрузившись пивом, они возвращались домой. Приятелю хотелось покурить, и он попросил сигарету у подвыпившего мужика.

— Свои надо иметь, сопляк, — последовал ответ, и друг вспылил.

— Это кто, сопляк?! Я?! — взорвался он, перебирая в кармане звенья цепи. — А ну пройдём сюда, — и, вцепившись в рукав мужика, потащил его в подворотню ресторана.

Мужик не сопротивлялся, а когда они достигли укромного места, спокойно достал из кармана пистолет и направил его на юнцов.

— Становитесь лицом к стене, и скидывайте штаны. Живо! Сейчас я вас трахать буду, сопляки.

Дальше ведущий помнил плохо. Согнувшись, со спущенными штанами, он упирался головой в руки на стене и дрожал, боясь шевельнуться. Вначале послышался свист, глухой звук и взрыв нечеловеческих воплей. Свист повторился, и вновь вопли, вперемежку с матом, огласили окрестность. Свист, глухой звук, вопли, стон — всё это по нарастающей перемешалось в один сплошной вибрирующий гул. Вопли внезапно оборвались, и теперь стало слышно, как свист обрывается звуком ударов, будто выбивают пыль из ковра.

Удары с каждым разом слабели, становились реже, и в промежутках между ударами ведущий уже слышал тяжелое дыхание, прерываемое рвотными толчками и сплёвыванием. Затем послышалось шуршание и звон монет. Наконец, стало совсем тихо, и, подтягивая трусы вместе с брюками, ведущий рискнул обернуться. Лучше бы он этого не видел…

Возвращались они молча. Ведущий всё время порывался побежать, но друг, боясь привлечь внимание даже на пустынной улице, крепко вцепился в его рукав. О позванивающих монетах у себя в кармане он ничего не сказал, а ведущий не захотел даже посмотреть на пистолет.

— Завтра братан из армии возвращается. Он поможет загнать пушку, а я себе велик куплю, — деловито распорядился друг. — Жаль только, царапина осталась. Наверно, цепью задел… Надо ещё свечку поставить за упокой души — так принято…

— Слушай! — внезапно встревожился друг. — А твоя цепь где?

Ведущий в страхе отшатнулся, вырвался, и бросился бежать.

С тех пор этот вопрос: «А твоя цепь где?» звенел у него в ушах, когда ставил свечку в церкви.