Киоко Мори - Одинокая птица

Через плечо матери я увидела ее работу. Это особая вышивка, предназначенная для покрывал, которые кладут на буддийские алтари. Дедушка однажды показывал ее мне. Швы делают шелковой нитью. Каждый — размером с песчинку, но он отлично виден, поскольку сияет, как жемчужина. Швы расположены концентрическими кругами, а в центре — только что распустившаяся роза. Все швы, круги и роза — дымчато-алые, как и шелковая ткань, на которой они вышиты. Получается, что роза сливается с воздухом и отдает ему свою красоту. По словам дедушки, в совершенную по своим формам керамическую чашу и даже в один шов, сделанный на покрывале для алтаря, можно вместить весь мир. Мне вспоминается, как мать написала в своем письме, что они с дедушкой молятся одному и тому же Богу, хотя называют его по-разному. И сейчас, смотря на розу, вышитую матерью, я понимаю смысл ее слов, и мне очень стыдно, что тогда не придала им значения. Даже подумала, что мать охватило какое-то безумие. Ладно, лучше забыть об этом.

Обнимая мать, я продолжаю успокаивать ее и одновременно разглядываю свои руки, лежащие на ее плечах. Ладони у меня широкие, пальцы длинные — как у нее. И запястья у нас одинаковые — тонкие, с выступающими косточками. Сейчас мамины глаза в слезах, но когда она перестанет плакать и глянет в мои глаза, станет понятно, что мои глаза — это ее глаза, переданные мне по наследству.

Пришлось подождать, пока она успокоится и тогда все ей объяснить. Я ее дочь, и никто не посмеет нас разлучить на целых семь лет. Мы будем сидеть здесь, в доме, в котором она выросла, и разговаривать. А поговорить нам есть о чем. Боюсь, и лета не хватит. Как всегда, не успеешь сказать самого главного. А теперь надо набраться терпения. Я прижалась щекой к ее плечу. Вышивка «мандала» — это мы двое. Не знаю только, кто из нас цветок, а кто — воздух, в котором растворяется роза.

Утром, на следующий день после поездки в деревню, я встала, когда еще не было пяти, беспокоилась за желтые ирисы, которые дала мне мать. Вскочив с кровати в полной темноте, подошла к письменному столу, где они стояли в небольшой вазе с водой. Ну что же, выглядят как вчера, ничуть не хуже. Желтые бутоны набухли еще больше, некоторые вот-вот раскроются. Вынув цветы из вазы, я осторожно завернула их в газету, затем переоделась в темноте и выскочила из дома, пока не проснулась бабушка.

На улице еще горят фонари, но небо уже светло-серое. По дороге мне попались лишь несколько бизнесменов в строгих деловых костюмах и с неизменными «дипломатами». В кронах кленов, растущих вдоль реки, чирикают птицы, но их пока не разглядеть. В половине шестого я была у дома Като. Дверь открыта: пастору кажется, что его помощь может понадобиться какой-нибудь заблудшей душе даже среди ночи. В кухне все выгладит как обычно. На сушке рядом с раковиной стоят керамические тарелки и чашки. На столе лежат аккуратно сложенные салфетки. Я прекрасно здесь ориентируюсь даже при слабом свете раннего утра.

Стараясь как можно меньше шуметь, я открыла дверцы шкафа, где госпожа Като хранит дорогой фарфор, вазы и хрустальные бокалы. Все три вазы стоят на второй полке: хрустальная в виде бутона, керамическая (из того же набора, что тарелки и чашки) и большая глиняная ваза, покрытая глазурью. Ее изготовила своими руками госпожа Учида. Эту вазу я и выбрала. Величиной она с небольшой арбуз, своей шероховатой ярко-рыжей поверхностью напоминает апельсин. Госпожа Учида сделала ее в подарок госпоже Като к тридцативосьмилетию. Мы с Кийоши учились тогда в третьем классе.

Я наполнила вазу тепловатой водой (сомневаюсь, правильную ли выбрала температуру), достала из кармана таблетку аспирина, растолкла ее и растворила в воде. Это рецепт моей матери, чтобы цветы дольше не увядали. Но проверенные рецепты не всегда мне помогают. Я отнесла вазу на стол, поставила в нее цветы и еще раз перечитала письмо, написанное дома:

«Дорогая госпожа Като!

Эти цветы — из сада моей мамы. Она передает вам привет. Вчера я ездила к ней и собираюсь провести там лето. Надеюсь, что и вы к нам приедете. Простите, что не хожу сейчас в церковь и у вас давно не была. Очень соскучилась и обещаю скоро зайти.

С любовью, Мегуми».

Письмо короткое, но на первый раз хватит. Прислонив конверт с запиской к вазе, я вытерла воду с рабочего стола. В это время внизу в коридоре хлопнула дверь и послышались шаги. Кто-то идет явно босиком. Бежать уже поздно пока я добегу до выхода, меня сто раз заметят. Сцена получится нелепая. Придется остаться здесь.