Через мгновение Промис покачала головой, хохотнула и вдруг громко крикнула. Вот и пошептали. Она испугала меня до полусмерти. Пронзительный крик — так иногда орут футболисты, когда забьют гол. На минуту я даже испугался, что она ушиблась или зовет на помощь.
— Вот тебе и пирожки с котятами. — Девушка покачала головой. — Ну ни хрена себе. Эван, ты действительно гений. Но ты псих. Вот так ситуация. В твоем стиле. Меня только сейчас осенило, насколько это тебе подходит. Я уже почти месяц о тебе думаю, пытаюсь понять, кто же такой Эван Улмер, кем бы он мог быть в других обстоятельствах. И все время ответ был прямо под моим долбанным носом.
— Что именно?
— Ты.
Теперь она уже плакала — беззвучно. Этого я не ожидал, и она, полагаю, тоже. Промис захлебывалась слезами, они маленькими ручейками стекали по лицу. Появлялись в уголках ее глаз, выдавливаемые из слезных желез одна за другой, словно траурная процессия. Почему она плакала? И как обычно, когда кто-то начинает плакать, мне тоже захотелось разреветься — то ли из сочувствия, то ли из зависти.
— Ладно, давай подумаем, — сказала Промис, вытирая слезы рукавом коричневого платья. — Партноу знает, как тебя зовут?
— Да.
— Он знает, что мы в Сэндхерсте. Ты ведь не завязал ему глаза, когда вез сюда?
— Нет, он сам вел машину, — робко ответил я, пожимая плечами и ощущая себя абсолютным непрофессионалом.
— Так, ладно. Тогда у нас просто нет других вариантов.
— Ты хочешь сказать, у меня нет других вариантов.
— Он знает, кто ты, так что нельзя просто отвезти его обратно в офис, отпустить, извиниться и забыть обо всей этой истории.
— Я мог бы его убить…
— Ага, конечно. — Она опять шмыгнула носом. — Хорошая мысль.
— Я знаю, я не очень похож на убийцу. Кроме того, Боб мне нравится.
— А на похитителя ты похож?
— Да. Пожалуй.
— Ну, ты мог бы стать похожим на раскаявшегося преступника. Отпустить Роберта Партноу. Позвонить в полицию…
— Разве ты не соучастница?
— Пока нет.
— Нет, ты героиня, — сказал я, не успев даже подумать как следует.
Я улыбнулся и взял ее за руку.
— Ты им все объяснишь и будешь надеяться на лучшее.
Я заглянул Промис в глаза, сжал ее руку, и сама идея надежды теперь навсегда связана в моей голове с этой двадцатипятилетней девушкой, у которой на щеках видны соленые следы высохших слез. Не то же самое, что надежда, но очень близко.
— На лучшее?
— На справедливое решение суда.
— Ты будешь меня навещать? Там, в тюрьме?
— Конечно, я буду тебя навещать.
— Ты считаешь, я сумасшедший?
— Потому что спросил, буду ли я тебя навещать?
— Потому что похитил Боба Партноу.
— Да! — Она почти кричала, как будто я наконец дал ей шанс высказаться. — Я хочу сказать, Эван, мы все немного сумасшедшие. Но ты зашел слишком далеко, вместо того чтобы прижиматься к самой границе. В смысле, я знала о деле Роберта Партноу. Читала в «Пипл». Что-то рассказывали по телевизору. Естественно, я пыталась представить себе похитителя. Какой ужасный человек способен на такое. И если бы ты мне сказал, что однажды я буду сидеть за одним столом с им…
— Со мной.
— Да, с тобой. И что я не испугаюсь. Я бы тут же казала тебе, что ты…
— Свихнулся. — Я закончил предложение за нее. Потом вынул из кармана пиджака «кольт».
— Господи Боже, Эван…
— Ты думала, это я тоже выдумал? — Я подтолкнул револьвер в ее сторону.
— Можно?
— Конечно.
Промис медленно протянула руку и взяла револьвер Она, казалось, стеснялась его держать, вспомнил свои собственные ощущения, когда сам впервые взял в руки оружие, — как будто это уже само по себе преступление, нарушение личных моральных принципов.
— Давай лучше я всем этим займусь. — Все еще с револьвером в руках Промис смотрела вниз, постукивая ногой по кухонному линолеуму.
— Что ты собираешься делать?
— Он заряжен?
— Нет.
— Пожалуй, нам следует позвонить в полицию. Сам понимаешь.
— Да. Конечно. Но прежде чем мы позвоним в полицию, можно я спущусь и еще раз поговорю с Бобом? Ты тоже можешь пойти. Я недолго.
Она посмотрела на меня без всякого выражения на лице. Небольшая прядь упала ей на лицо. И хотя она держала револьвер все так же неловко — будто сотовый телефон или вилку, — в ней что-то изменилось. В этот яркий момент стало очевидно, что наши отношения вдруг изменились, и теперь в моей просьбе сквозило что-то жалкое: я недолго, — как будто единственным способом получить желаемое стали слова. Промис же теперь была вооружена и могла делать все, что ей вздумается. Несомненно, револьвер подарил ей новые возможности, новые варианты поведения. Я начинал ее бояться.
Читать дальше