Филип Рот - Немезида

— Эдит, — сказал мистер Беккерман, — успокойся, пожалуйста.

— Мама, — подала голос Мерил, кузина Алана, — все школьники тут едят. Это обычное место.

— Это помойка, — отрезала миссис Беккерман. — С его мозгами идти в такую грязь в сезон полиомиелита, в эту дикую жару…

— Хватит, Эдит, уймись. Да, жара, мы знаем, что сейчас жара.

— Вот его школа, — сказала миссис Беккерман, когда, поднявшись на самый верх, они увидели светлый каменный фасад начальной школы, где преподавал мистер Кантор. — Сколько еще на свете детей любят школу так, как Алан ее любил? Сразу, с первого же дня.

Вероятно, эти слова были адресованы мистеру Кантору как представителю школы. Он сказал:

— Алан был необыкновенным учеником.

— А вот Уикуэиикская старшая. Он был бы там среди первых. Он уже сейчас говорил, что хочет изучать латынь. Латынь! Знаете, я давно придумала ему прозвище. Блестящий — вот какое.

— Таким он и был, — сказал мистер Кантор, думая об излияниях, в которые отец Алана у себя дома, а его дядя в синагоге пустились по той же причине, по какой теперь в машине его тетя: потому что Алан этого заслуживал. Они всю оставшуюся жизнь будут оплакивать великолепного мальчика.

— В колледже, — продолжила миссис Беккерман, — он собирался пойти по научной части. Хотел стать ученым и лечить болезни. Он прочел книгу про Луи Пастера и все знал о том, как Пастер открыл, что микробы невидимы. Он собирался стать вторым Луи Пастером, — сказала она, рисуя славное будущее, которого не будет. — А вместо этого, — заключила она, — он ходил есть в забегаловку, кишащую микробами.

— Эдит, прекрати, — сказал ей мистер Беккерман. — Мы не знаем, как он заразился и где. Полио по всему городу. Это эпидемия. Где угодно можно подхватить. У него был тяжелый случай, и он умер. Вот и все, что мы можем сказать. Все остальное — досужие домыслы. И какое его ждало будущее, нам неизвестно.

— Известно! — сердито возразила она. — Этот мальчик мог стать кем бы только захотел!

— Хорошо, хорошо, не буду спорить. В этом ты права. Давай доедем до кладбища и похороним его как полагается. Больше мы уже ничего для него сделать не сможем.

— А два старших мальчика… — сказала миссис Беккерман. — Если, не дай бог, с ними что — нибудь случится…

— До сих пор с ними все было хорошо, — сказал ее муж, — думаю, и дальше ничего не произойдет. Война скоро кончится, и Ларри и Ленни благополучно вернутся домой.

— И никогда больше не увидят своего младшего братишку, — не унималась она. — Алана нет на свете. И никакими силами его не вернуть.

— Эдит, — сказал он, — мы это знаем. Эдит, то, что ты говоришь, всем и так известно.

— Пусть она говорит, папа, — вмешалась Мерил.

— Но кому от этого будет легче? — спросил мистер Беккерман — Повторять по кругу одно и то же.

— Будет легче, — сказала девушка. — Ей самой будет легче.

— Спасибо тебе, солнышко, — промолвила миссис Беккерман.

Все стекла в машине были опущены, но мистеру Кантору казалось, что он не в костюм одет, а завернут в одеяло. Кортеж доехал до парка, повернул направо на Элизабет-авеню, затем через Хиллсаид и путепровод над железной дорогой двинулся в Элизабет, и мистеру Кантору очень хотелось, чтобы они побыстрей уже добрались бы до кладбища. Ему казалось, что если Алан долго пробудет в этом раскаленном, как духовой шкаф, ящике, то ящик каким-то образом вспыхнет и взорвется, словно в нем лежит ручная граната, и останки мальчика разлетятся по катафалку и по всей улице.

Почему полио наносит удар только летом? Стоя на кладбище с не покрытой ничем, кроме ермолки, головой, он невольно задавался вопросом, не вызывается ли полиомиелит самим этим летним солнцем. В полдень, паля во всю отвесную мощь, оно, казалось, было вполне способно искалечить, убить, имело куда больше оснований считаться причиной недуга и смерти, чем крохотный микробик в хот-доге.

Могила для Алана была вырыта заранее. Это была вторая разверстая могила, какую мистер Кантор видел в жизни, вторая после могилы деда, умершего три года назад — незадолго до начала войны. В тот день его главной заботой была бабушка — он неотлучно был с ней рядом в продолжение всего погребального ритуала, был наготове на случай, если у нее ослабеют ноги. В дальнейшем он, проводя с ней дома все вечера, потом потихоньку выводя ее раз в неделю в кино и поесть фруктового мороженого, был так к ней внимателен, так поглощен ее нуждами, что отнюдь не сразу у него появилось время поразмыслить о своей личной утрате. Но сейчас, когда в землю опускали гроб Алана, когда миссис Майклз, бросившись к могиле, закричала: "Нет! Не надо моего мальчика!" — смерть дала ему о себе знать с не меньшей силой, чем солнце, безжалостно лупившее его через ермолку по голове.