Лолита садится на соломенный стул по другую сторону стола и, подперев голову, смотрит, как я ем. Наверное, это здорово. Наверное, каждому мужику нужно, чтобы кто-то смотрел, как он ест. По-моему, этого никто еще не формулировал, но смотрящие на тебя за завтраком женские глаза более интимны, чем поцелуй в остывающий после любовного извержения лоб. Правда, я рассчитывал на другую женщину. В этой, кроме нефритового кольца, ничего нет от моей Лолиты. Ничего. А собственно говоря, чего я ждал. Века прошли. И вот...
Я откидываюсь на стуле, вынимаю сигару, откусываю кончик и сплевываю на пол.
– Я же тебя просила не плевать на пол.
– Извини, забыл.
И мы дальше сидим, глядя друг на друга. Ни о чем не говоря и ни о чем не думая. Время то останавливается, то движется снова, повинуясь лишь скорости роста столбика пепла в моей сигаре. Об этом я часто мечтал там, мчась и не успевая за мчащимся бытием. А здесь время на все есть. Здесь ожидание главнее события. Такие у меня соображения на этот счет.
Она будет долго и терпеливо ждать, пока столбик табачного пепла не обрушится на пол, и сигара закончит свое существование, пока я не протяну руку и проведу по ломким от ожидания волосам. Раз уж я ее нашел. Хоть и не ту. Что делать, она же ждет. А потом что-нибудь придумаю. Как-нибудь свалю. Только куда?..
И вот я касаюсь ее волос, и они, как бы хватанув бальзама с ополаскивателем фирмы «Л’Ореаль», вдвое увеличиваются в объеме. А Лолита, вздрагивая и постанывая, мягко поворачивает голову и целует мою ладонь. И... Рука сначала немеет, потом на ее тыльной стороне взбухают жилы, каждая из них превращается в пульсирующий канат, живущий самостоятельной восхитительной жизнью, начинают гореть ногти, линия жизни вылетает из ладони, с ревом продавливаясь в бесконечность, сопит от радостной ярости, а потом вся рука взрывается спазмом и обмякает. И минуты две мы молчим. Потому что как раз две минуты надо помолчать, чтобы тела и мысли успокоились, пришли в относительную норму (хотя черт его знает, что в данных случаях является нормой).
– Вы довольны, Михаил Федорович? – спрашивает голос Хаванагилы.
– Да. Так будет всегда?
– Да. Вы будете вечно сидеть в этой комнате, старые и спокойные. Так уже однажды было. С другой парой.
– А как-нибудь... по-другому... можно?
– Что «можно»?
– Стать молодыми? И снова пройти весь путь. Но уже вдвоем...
– Можно. Рискнуть. Тогда будет все. Или...
– Что «или»?
– Или не будет ничего.
Мы с Лолитой переглянулись. Мы рискнем. Мы должны прожить вместе всю жизнь. С того момента, как встретились на танцах в Новый, 1959 год. Или пускай не будет ничего. И абсолютно не важно, как мы прожили наши предыдущие жизни. Их не было и нет. Или важно?.. Но не узнать этого, не рискнув.
– Идите, дети мои, – сказал Хаванагила, – там впереди «Красный квадрат» Казимира Малевича.
Мы встали.
– А ты, – спросил я Хаванагилу, – куда?
– Я – назад. В начало. Ведь вы, Михаил Федорович, у меня не один.
И он исчез.
А мы с Лолитой, взявшись за руки, задыхаясь и превозмогая боль в ногах, заковыляли вперед, где пылал «Красный квадрат» Казимира Малевича. И шагнули в него... И голос Хаванагилы сопровождал нас:
Хава нагила, хава нагила,
Хава нагила, хава вэнисмеха.
Хава нагила, хава нагила,
Хава вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
У-ру, у-ра-хим,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим, Уруахим!..
Уруахим бэлэв самеях...
Хава нагила, хава нагила,
Хава нагила, хава вэнисмеха.
Хава нагила, хава нагила,
Хава вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
И мы прорвались через пламя и жар «Красного квадрата».
– Мам, пап, привет! Познакомьтесь, это моя невеста. Ее зовут Лолита.
Нефритовых колец не существует в природе.
Автор благодарит лиц, без которых эта книга бы не состоялась. (Возможно, она и так не состоялась, но по другим соображениям). Во-первых, автор благодарит Липскерова Михаила Федоровича, чувака из родственной реальности, чей бред автор задокументировал.
Во-вторых, автор благодарит свою жену Олю, с которой сорок лет состоит в браках разной степени законности. Из-за неуемности характера Липскерова Михаила Федоровича (не того, чей бред, а того Липскерова Михаила Федоровича, который этот бред записал). И без которой Липскеров Михаил Федорович (записчик) уже давно шагнул бы в «Белый квадрат».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу