Вардван Варжапетян - Пазл-мазл. Записки гроссмейстера

Какая разница, Веня? Главное, что этот продукт в граненом стакане, который ты держишь правой рукой. Вот и выпей за правое дело.

И помяни поляков. Как их отряд назывался? « Помсцим » («Отомстим»). Но бойцы Станчика себя гордо называли «легионерами». Песню их помню. Специально для нас по-русски пели:

Только не стоять, а в сырой земле лежать. Кланяюсь вам до земли, шановны панове !

Станчик нас предупредил про карателей. Прислал Лешека, своего брата, – другому Ихл-Михл скорее всего (наверняка!) не поверил бы. Легко сказать: брось все, драпай, а я прикрою, сколько смогу.

Знаю, аварийные варианты у командира имелись – болота. Мы от них далеко никогда не уходили, все больше неподалеку ховались. Свои полищуки в отряде были, жерди, веревки, гужи, даже один надувной понтон из прорезиненного брезента. Откуда взялся-достался, не знаю.

Ну драпанули (что мы и сделали), а куда деть лазареты – простой и заразный? Инвалидов по старости? Слепых? Некоторые от тифа и от того термитного снаряда ослепли.

Я на том совещании штаба не был, но приказ объявили всем подразделениям: спасаться организованно, по боевой тревоге – две красные ракеты. Порядок следования: штаб, первая рота, вторая, третья, семейные. Без всего. Только вода и медикаменты. С неходячими остались Цесарский (от него и знаю, что дальше случилось) и медсестра Дина.

Юлий прекрасно знал немецкий язык. Может, немецкий и спас ему жизнь, когда он попал в плен под Белокоровичами. В июне 41-го окончил академию, а в августе попал в плен. Из Белокоровичей пленных погнали в Шепетовку. Здесь как собаки издыхали десятки тысяч пленных красноармейцев. Пять дивизий, не меньше, сброшено мертвыми во рвы. Воды и еды не давали. На весь лагерь один колодец и ведро на веревке. Пили дождевую воду. До конца года умерло шестьдесят тысяч человек – пять дивизий, не меньше. Как Юлий выжил?

– Мне было легче, чем другим, определили в лагерный лазарет, там хоть какой-то приварок был. Немцы мусульман почему-то отпускали. И всех украинцев поголовно, если не коммунист. Я, еще один врач и фельдшер организовали курсы украинского языка (я же хохол по матери), кое-как подучивали красноармейцев, и многие так спаслись. Но кто-то из наших же на меня донес. Утром фельдфебель приказал всему медперсоналу построиться на плацу, выволок меня за шиворот из строя и пистолет в зубы. Чтоб ты знал, Вениамин, я никогда не был храбрецом, думал в тот миг, как не наложить в штаны, не хотелось умирать загаженным. Не знаю, что на меня накатило: оттолкнул фельдфебеля и стал орать на него по-не мец ки: «Я – капитан Красной Армии, военврач третьего ранга! Какое право ты имеешь хватать офицера!» И он не выстрелил. А тех, кто донес на меня – двух доходяг из лазарета, – отвел в кусты и расстрелял. Вот тогда я и узнал фельд фебеля Отто Хюне. Он каждое утро выводил похоронную команду, а та вывозила трупы на тачках. Их сбрасывали в овраг, засыпали гашеной известью, потом закидывали землей. И сами похоронщики часто там же кончались. Хюне так и докладывал: подохли трое из похоронной команды... семеро... Потом мне жаловался: «Доктор, я больше не выдержу, подам рапорт, чтоб меня отправили на передовую». Крупный немец, с приятными чертами лица, огромными голубыми глазами – просто Гретхен мужского рода. Сын мясника. Но сам не мог и воробью голову оторвать. А прикажут – зарежет и свинью, и человека. До войны работал наборщиком в типографии, много читал, даже моего любимого Василя Стефаника. И мы подружились. Не веришь?

Я единственный раз не поверил Юлику Цесарскому. Не мог поверить, как можно подружиться с фашистом.

– Веня, я знаю, ты меня не выдашь. А я тебе больше скажу: я верил фельдфебелю Хюне больше, чем многим из наших. Он каждый день отпускал половину могильщиков, рискуя жизнью. К счастью, никто его не продал. Не знаю, почему он так делал. Отто часто приходил ко мне в лазарет, всегда с подарками. Раз в месяц немцы получали посылки из дома. И я попросил его написать жене, пусть пришлет бинты, марлю, йод, стрептоцид. А Отто попросил еще своих камрадов. И все медикаменты приносил мне. Иногда брал меня – пленного! – на прогулку. Бродим по лесу, грибы собираем, жарим на рыбьем жире. Было у нас одно местечко, как у Тома Сойера с Геком Финном, там мы прятали сковороду, ложки. Ходили по деревням, просили женщин помочь пленным кто чем может. И приносили, Веня!