Эдгар Вулгаков - Течение времени

Алеша прервал молчание:

– Что мы, уже старшее поколение, должны сделать, чтобы не повторился ужас репрессий? Что? Нужна простая и доходчивая пропаганда в газетах, по телевидению и радио, в школах и институтах – везде, до тех пор, пока не покается КПСС и ее подручные органы принуждения в преступлениях перед своим народом. Но добровольно на самоуничтожение они не пойдут. Они будут продолжать рваться к власти, заниматься демагогией. Нужны новые политические демократические партии, общественные организации, которые в числе прочих задач поставят главную задачу – воспитание российских граждан свободными и гордыми, но это уже другая тема. Вы, Петр, со мной согласны?

– Согласен тысячу раз! Человек должен чувствовать себя свободным в любой сфере хозяйственной или интеллектуальной деятельности, не испытывая робость перед кем бы то ни было. К власти должны приходить люди с высокими моральными принципами, для которых честь, совесть, благосостояние народа, соблюдение Конституции превыше всего. Надо потребовать, чтобы во имя памяти тысяч и тысяч уничтоженных советских людей здание ГПУ-НКВД превратить в музей, необходимо громогласно осудить геноцид собственного народа. Вы понимаете, что это в общих чертах. Предстоит разработать программу и план действий, только сумеем ли мы, в нашем возрасте, выступить в полный голос?

– Наш народ должен потребовать сноса до кирпичика здания на Лубянке, как французский народ – Бастилии в 1789 году.

– Эй, друзья хорошие, видно, я был не прав, что в Городке можно обойтись без телефона. Кричу вам, кричу, что пора к столу. И Мишка вскакивал неоднократно, Петю дергал за штанину, а вам хоть бы хны. Видать, серьезный разговор, – предположил подошедший к беседке Егорыч. – Уж не разошлись ли в чем, не поссорились?

– Эх, Егорыч, дорогой, почему мы притихли? Задумались о течении жизни, то спокойном, а то с водоворотами или, того хуже, с неожиданными водопадами.

– Ну, раз у вас покой да мирная беседа, хотя и о тяжелой жизни, то я очень рад. А без телефона обойдемся: кричать будем дружка дружке через забор. Пошли, пироги стынут.

В доме на Прудах все семейство было в некотором волнении.

– Мамочка, но как же не волноваться, когда наш повелитель первый раз из своего «ящика» уезжает бог знает куда, в Польшу! А вдруг там какую-нибудь революцию устроят поляки? Они со времен Екатерины Великой терпеть не могут Россию. А ведь не ценят, что благодаря переделам целиком оказались в центре Европы. Правда, досталось им во время Второй мировой войны, к тому же в августе 1944 года наши войска застряли на правом берегу Вислы, и восставшая Варшава никак не могла дождаться помощи. Так что, папуля, давай налаживай отношения с поляками. Кстати, раз ты едешь в Польшу, то надо тебя познакомить с Тадеушем, моим приятелем с филфака.

– Дщерь, изъясняешься непонятно. Моя поездка в Польшу оказалась кстати, чтобы познакомить меня и маму с «твоим парнем»? Позвольте вас спросить, что означает «мой приятель»? Ты имеешь на него планы вечного или, по крайней мере, долговременного владения или…

– Эх, папуля, подруг ты мой! Не знаешь ты студенческого лексикона, и в этом я виновата, упустила. На студенческом языке «мой приятель» равносильно тому, что на вашем языке означает «мой товарищ» – по учебе, по общим интересам и не более. Слово «товарищ» сегодня слишком идеологизировано, испорчено коммунистами. Вот «мой друг» на нашем языке – уже нечто иное, когда приятельские отношения перерастают в близкие. Но в моем окружении в университете мне это не грозит, ясно? Со мной рядом нет никого столь же яркого, как наш французский Алешка. Есть, конечно, отличные ребята, но до Алешки им далеко. Та, которая его полюбит, будет счастлива, хотя и намыкается с ним. Папочка, я тебя очень люблю, очень, хотя ты бываешь приличной занудой, ясно?

– Ясно, маленький сорванец или даже не совсем маленькая нахалка. У вас на филфаке прижился особый сленг грубоватости. Или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься. Это издержки роста, пройдет.

– Я тебя прошу, не называй своего брата «Алешей французским».

– Это я так, между нами. Конечно, не буду.

– Между прочим, в ответ на твою «зануду» в мой адрес, тетя Груша дала бы тебе, большеватенькой, по попе. Не стоит жаргон узкого круга выносить за его пределы.

– Папа, я все поняла и о жаргоне, и о дистанции, я же не дурочка. Между прочим, па, может быть, моя дорогая нянечка тебя послушается. Нельзя же все время при посторонних обещать дать мне по «попе», хотя я и «большеватенькая».