Эдгар Вулгаков - Течение времени

– Петя, дорогой мальчик, тебе придется бежать из надвигающегося кошмара. Жить ты будешь под другой фамилией, в другом месте, вместе с тетей Таней, моей сестрой. Может быть, ты ее помнишь: она гостила у нас четыре года назад. Самое главное – ты должен забыть о нас, с кем бы тебе ни пришлось разговаривать. Ради себя и своего будущего держи наш образ глубоко в сердце. Кто ты такой, кто твои родители – молчок, проглоти язычок. Твоей мамой станет тетя Таня, и ты должен научиться называть ее мамой. Как мне ни тяжело, но я должна распрощаться с тобой навсегда.

– Мамочка, дорогая, любимая, как же я буду без вас, – не говорил, а почти кричал я, обнимая и целуя ее.

– Держись, наш дорогой сынок, держись. Помни о нас. Наступит такое время, когда ты выступишь в защиту нашей памяти и многих-многих других, настоящих людей, прощай.

Она еще и еще раз поцеловала меня, расцепила мои руки на шее и быстро, не оборачиваясь, вышла из кабинета.

Все произошло так неожиданно, так быстро, что я, ребенок, даже не успел разреветься, хотя и был близок к этому. Душераздирающее прощание прекратил отец.

– Теперь, Петр, со слезами кончай – не помогут, ясно! Мы с тобой немедленно уезжаем на аэродром, вдвоем. Вещи в машине. Окна в машине занавешены – кто едет, не видно. Машину поведу я. Быстро переоденься в другую одежду, которую приготовила мама. Можешь взять из дома что-нибудь на память, но не фотографии. Фотографии получишь позднее… если будет возможность. Спускайся и жди в подъезде, а когда поблизости никого не будет, не спеша иди к задней дверце машины. Она не заперта. Тебе все ясно? Действуй, сын.

Когда мы мчались к военному аэродрому, я сказал, что из дома взял книгу «Три мушкетера». Отец только спросил:

– Наша или библиотечная?

– Наша, конечно, наша.

Автотранспорта тогда на улицах было мало, преобладал гужевой, а если появлялся автомобиль, то, как правило, военный. На оживленных перекрестках стояли постовые милиционеры или красноармейцы. Увидев отца за рулем, они отдавали честь. Все это я наблюдал, чуть-чуть отодвинув занавеску, сидя на полу. Отец предупредил, что меня никто не должен видеть в автомобиле. Беспрепятственно проехали шлагбаум, и по летному полю автомобиль подкатил к самолету, стоявшему в значительном отдалении от аэродромной вышки. От самолета к отцу подбежал летчик и стал ему что-то докладывать, но отец, перебив его, сказал: «Я сам», и подошел к винту. После того как летчик прокричал «от винта», отец в одно мгновение вытащил меня из автомобиля и втолкнул в самолет, а затем поднялся сам с моими вещами.

Полет мне казался долгим, с посадками, и все это время отец сидел рядом, обхватив меня за плечи. Он много говорил, но я запомнил только его ужасные слова: «о маме и обо мне забудь». В Хабаровске мы распрощались. Отец велел мне оставаться в самолете, пообещав, что за мной придут, как только стемнеет. И ушел вместе с летчиком. Не знаю, сколько я находился в самолете – три часа, четыре, пять… Стало совсем темно, ночь была безлунная, и я еле сдерживал себя, чтобы не разреветься. Но я сын командира Дальневосточной Красной Армии и должен был держать себя достойно, как говорил отец, в любых ситуациях. Вот я и держался, пока не услышал шаги приближающегося к самолету человека. Сердце мое билось так громко, что могло указать этому человеку, как я думал, где меня искать. Затем тот человек влез в салон самолета и, не видя меня, обратился в кромешную темноту:

– Петя, разреши представиться, я майор Николаев Анатолий Иванович, или дядя Толя. Папа передает тебе привет и желает счастливого пути, с кем – ты знаешь.

Это был пароль, и я сразу проникся доверием к дяде Толе:

– Я здесь, я вас вижу, мои глаза привыкли к темноте, сейчас я подойду к вам.

– Ну, насиделся в темноте, не страшно было?

– Было с непривычки немного, потом привык, ждал.

– Молодец, Петя. Где твои вещи? Давай их сюда, я понесу. Сейчас мы поедем в один дом, поживем с тобой день-два вдвоем в пустой квартире, а потом ты поедешь со своей мамой в Москву. Может быть, даже раньше двух дней, смотря по обстоятельствам. Твой папа даст команду к отъезду. Этот план тебе известен? Отлично, пошли.

Он взял меня за руку. Ладонь у него была большая и теплая, и веяло от него доброжелательством и сочувствием. Мы шли по мягкой траве аэродрома, удаляясь от освещенного въезда, пока не уткнулись в ограждение из колючей проволоки. Дяде Толе понадобилось несколько минут, прежде чем он нашел проход. За оградой, на некотором отдалении, стоял автомобиль. Ехали очень быстро, не зажигая фар, и вскоре оказались во дворе одноэтажного дома, на окраине поселка летчиков, как мне потом рассказал дядя Толя. Он закрыл ворота, скрутил со спидометра лишний километраж, чтобы механик не узнал, что кто-то пользовался машиной. Вошли в квартиру и, не зажигая свет, съели по плитке шоколада, запивая молоком. Потом он сказал, что не спал почти сутки и что мы можем спать до двенадцати. После чего встанем и будем ждать дальнейших распоряжений.