Охота заняла его мысли, но ненадолго — пока не стало припекать солнце, и старый пес, не в силах больше рыскать по лесу, поплелся у его ног, высунув язык, облепленный бодяком и репейником. Доктор подстрелил трех молодых куропаток и одного зайца и поспешил укрыться в тени ореха неподалеку от разложенного Исмаилом костра. Отстегнув патронташ, он повесил свои трофеи на ветку и сел на солнышке, чтобы обсохнуть.
Как ни ругал он Марину, ему было жаль ее. И песня жнецов, доносившаяся с пожелтевших нив на холме напротив, и одинокие стога, трепетавшие в знойном мареве, и сизая цепь Балканских гор, сиявшая в невыразимом блаженстве, и панорама города, хранившего скорбные тайны минувших времен, — все каким-то странным образом говорило ему о ней. И такая навалилась тоска, будто его обобрали и бросили одного средь поля…
После обеда он попытался вздремнуть, но сна не было, и он лежал, заглядевшись на изумрудную крону грецкого ореха. Мысли устремились к дочерям тех семейств, где он бывал, к барышням, с которыми танцевал на вечеринках в городском клубе. Жениться бы на одной из здешних девиц и послать к черту все свои амбиции, или же на иностранке. Как ни крути, жениться — единственный выход из создавшегося положения… Впрочем, приближается война, бог весть сколько она продлится и чем окончится…
Он с трудом дождался трех часов — времени, когда прилично нанести визит, и час спустя его коляска уже катила по заросшей травою пустоши, которая вела от шоссе к загородной вилле Смиловых. Доктор увидел, что госпожа Смилова идет ему навстречу, потом заметил швейную машинку на вынесенном в сад столе, стоявшем в тени дома. При виде меланхоличной улыбки и озабоченного лица этой высокой худой женщины, всегда в черном, он снова подумал о том, что над этой семьей тяготеет какой-то злой рок, что их печаль вызвана не только болезнью дочери.
— Привез вам дичи. Как наша больная? — произнес он своим звучным баритоном, рассчитывая, что Элеонора услышит его.
— Она стала такой капризной, доктор… Сама измучилась и мучает нас… Как хорошо, что вы к нам заглянули…
— По-прежнему не хочет ехать?
— Поговорите с ней, поговорите, может, хоть вам удастся ее вразумить!
Он отказался войти в дом и присел к столу.
— Не следует долее откладывать отъезд. Думаю, излишне вас убеждать в этом, сударыня, — сказал он, каждую минуту ожидая услышать на лестнице шаги и украдкой поглядывая на окно Элеоноры. Присутствие матери смущало его. Снова станет приставать с вопросами, придется ее успокаивать различными советами и обещаниями, в которые он и сам не верит. Мог ли он сказать ей: «Ваша дочь не уезжает оттого, что влюблена в меня». Он знал, что Элеонора сейчас занята своим туалетом, и мысленно видел, как она стоит перед зеркалом, слушая его голос, радостно улыбается и замирает от счастья. Даже не скрывает своих чувств, потому что родители тоже видят в нем ее будущего супруга… Ведь он врач и будет лучше всех беречь ее слабое здоровье, а они со своей стороны отдадут ему все, что имеют… Тем не менее она уедет и не вернется, по крайней мере живой. В этом доме угнездилась смерть. В нем все одиноки и отчуждены от местной среды, так же как и он чужд всем в этом городе и, несмотря на профессию, живет обособленно, в постоянном конфликте с самим собой…
— Естественно, ей нужны развлечения, чтобы не предаваться мрачным мыслям. Но какие же развлечения здесь? В швейцарской санатории она скучать не станет…
Приходилось повторять одни и те же советы, одни и те же доводы, упирать на приближающуюся угрозу ' войны — не столько для матери, сколько для дочери, которой был слышен этот разговор — только бы она поскорее уехала, избавила его от обязательств и, главное, от связанных с нею искушений.
Улегшаяся у его ног собака выгрызала прилипшие к шерсти колючки. Его охотничий костюм пропитался запахами пота и трав, и поэтому аромат кофе, поданного служанкой в синих чашечках с золотым ободком, был особенно приятен. Отбрасываемая домом тень удлинялась, от нее веяло прохладой. Над лужайкой, куда Исмаил пустил пастись лошадей, с пронзительным криком пролетел зеленый дятел.
Госпожа Смилова говорила о долгом путешествии в поезде. Элеоноре следует по пути заехать в Вену. У ее отца там много добрых знакомых — известных торговцев фарфором, у которых он обычно гостит, когда приезжает за товаром и для заключения сделок. В одном из венских банков на ее имя положена довольно крупная сумма. Разумеется, поедет она не одна, а с отцом. Отчего она так упрямится?
Читать дальше