Шаги приближались. Охотник остановился и что-то сказал. За ним показалась собака с отвислыми ушами и курчавой, лохматой шерстью. Она направилась к луже. Черный нос блестел на солнце. Неожиданно собака замерла, тело ее напружинилось, а неподвижный взгляд словно приковало к луже.
Тогда охотник сказал что-то резко и властно.
Собака присела и сделала неуверенное движение.
В следующее мгновение с криком взлетел бекас.
Сильным ударом его опрокинуло в воздухе. Белое брюшко блеснуло на солнце, и он рухнул в траву.
Вслед за ним с испуганным кряканьем тяжело поднялся селезень.
Снова раздался выстрел. Со спины селезня сорвало горсть перьев. Что-то схватило его, поволокло, тело перевернулось в воздухе и гулко ударилось о землю, по ту сторону лужи…
Перепуганная до смерти, утка вывернулась из-под самых ног охотника.
Она взмыла над равниной и, увидев своего друга в пасти собаки, полетела к небольшому болоту. Бесшумно опустилась на полуостровок, прислушалась и осторожно приблизилась к гнезду».
Огромное и белое, как снег, облако заслонило солнце. Над равниной простиралась его тень…
Тучи комаров кружились у нее над головой, когда она сидела на яйцах. Сюда наведывалась цапля и часами глядела на нее злобным желтым глазом. Поблизости вертелся и черный, как уголь, ворон, намереваясь выпить ее яйца. Но утка лежала на них целыми днями, вжавшись всем телом в гнездо. Лишь к вечеру, когда цапля и ворон удалялись, она вставала и отправлялась за кормом.
На лугах, обуреваемые страстью, кричали кеклики. С огромного болота доносились многочисленные птичьи голоса. До утра надрывалась рыжая цапля, окрестность оглашалась свистом куликов.
Утка день и ночь сидела на яйцах. Долготерпеливая, как сама природа, она не шевелилась, боясь привлечь внимание ястребов. Но когда наступал вечер и равнина затихала, она оставляла на несколько минут гнездо, а чтобы яйца не остывали, прикрывала их пухом со своей груди.
Потом она снова возвращалась. На протяжении трех недель, каждое утро, здесь она встречала рассвет. Каждый вечер и каждую ночь над смолкшей равниной светила луна — то огромная, круглая, словно осклабившаяся, то щербатая, далекая, окруженная смутным сиянием.
Иногда шел дождь, и луга становились изумрудными, дурманяще пахло травами и теплой землей. Меж белых, уже летних облаков к земле широкими потоками устремлялись солнечные лучи, и колокольчики на шеях животных звенели все явственней и настойчивей. Шумела зелень, и тогда, казалось, было слышно, как растут травы. Наконец наступили теплые солнечные дни, и вода на болоте начала испаряться. По вечерам нестерпимо громко, пронзительно кричали лягушки, а стада приходили сюда в поисках прохлады.
Однажды утка приподнялась. Яйца стали трескаться.
Стоял полдень. Утка издала тихий, полный нежности звук. Она чувствовала, как под ней копошатся живые утята и слышала, как хрустит яичная скорлупа. Она пришла в волнение. Радостно забилось сердце. Все ее пылающее, как в лихорадке, существо охватило безудержное желание повести своих детей к реке.
И тогда на лугу показалась деревенская повозка.
Волы шагали не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону. На фоне яркой, сочной зелени они казались почти белоснежными. В телеге сидели мужчина и женщина.
Они подъехали к самому болоту и остановились. Потом распрягли волов, те стали пастись, а мужчина принялся косить траву, которая была здесь высокой и свежей.
Утка слышала, как коса рассекает траву. Женщина примостилась на оглобле. До птицы донесся плач ребенка.
Мужчина приближался. Он обошел топь и вскоре очутился на островке. Над травой показалось его раскрасневшееся лицо* потом — расстегнутая рубашка и морщинистая на шее кожа. Его фигура медленно выплывала и надвигалась вместе с нарастающим звоном косы. Еще один взмах, и коса блеснула подле самого тела неподвижно лежащей птицы…
Мужчина задержал взгляд на утке и что-то пробормотал. Потом удалился.
Утка заметила, что он снова возвращается. Не успела она опомниться, как у нее над головой взметнулась пестрая одежда и накрыла ее. Она крякнула и забилась в руках мужчины. Потом до нее донесся голос женщины, которая о чем-то спрашивала.
Она почувствовала, как ее разворачивают и осторожно передают в другие руки. Эти руки прижали ее к чему-то теплому и мягкому. Ласковая улыбка на лице женщины и ее спокойный голос словно говорили о том, что ей нечего опасаться, и утка перестала вырываться.
Читать дальше