Эмилиян Станев - Когда иней тает

Товарищ мой, рассердившись, ушел в сторожку, а я вынес тюфяк, взял два одеяла и постелил себе прямо в загоне, у входа. Я боялся, как бы Мирка не сделала отчаянной попытки к бегству и не напоролась бы на колья ограды.

Перед тем как заснуть я долго глядел на бедное животное, беспокойно ходившее вдоль ограды и искавшее, подняв голову, какое-нибудь отверстие.

Надо мной расстилалось темно-синее небо, рассеченное широким Млечным Путем. Леса под ветром тихонько шумели. Потоки вторили им. Тусклый свет месяца обливал огромное тело горы, и она как будто дышала. Над головой моей висела сама бесконечность, а напротив меня, на противоположной стороне загона, все ходила и ходила серна. Бока у нее так и вздымались, и если б я мог видеть ее глаза, то заметил бы в них муку и ужас дикого животного, потерявшего свободу.

Ко мне подошел Май и коснулся своей влажной мордочкой моего лица. Потом лег на одеяло. Горная ночь была холодна.

Приручить Мирку оказалось нетрудно. Судя по ее зубам, она была сравнительно молодая, лет четырех.

Сначала, когда кто-нибудь из нас входил в загон, чтобы бросить охапку веток ежевики или налить свежей воды в корыто, она начинала метаться по загону как безумная. Но Май помогал нам. Он доверчиво подходил и ел у нас из рук. Мать сперва глядела на него с ужасом, но потом начала держаться спокойней и стала не такой пугливой. Мы входили в загон с комком соли и давали маленькому полизать. Потом клали ее рядом с корытом и уходили. Мирка подходила и охотно лизала соль — большое лакомство для серн и оленей.

Когда она привыкла находить ком соли у корыта, мы стали давать соль только Маю. А мать звали, чтоб подошла и полизала ее у нас из рук. После долгих колебаний серна наконец преодолела страх — подошла, вытянув шею и нерешительно приседая на задние ноги. Мы говорили ей ласковые слова, и животное мало-помалу перестало бояться. Теперь она уже давала себя погладить, даже отвести в сторожку с помощью приготовленного на этот случай конского повода. Май покорно ходил по пятам за капитаном, так как мореплаватель любил серненка больше всего на свете и все время кормил его — «чтобы рос быстрей». Только Гектор был недоволен, и глаза его выражали отчаяние и грусть. «Ты меня забыл, — говорили эти глаза.* Было время, ты заставлял) меня гоняться за этими длинноногими, а теперь не позволяешь даже лаять на них. Так на что же я тебе?»

Вскоре Гектор понял, что наши серны не такие, как те, дикие, за которыми он гонялся. Его перестали волновать их запах и близкое присутствие. И они тоже привыкли к собаке и уже не боялись ее.

Наше домашнее хозяйство немного пострадало. Капитан стал пренебрегать своими кухонными обязанностями, Миссис Стейк нам опостылела. Мы зарезали ее козленка, и она ходила одна. Все наши заботы сосредоточились на сернах. Капитан Негро пас их, и это была нелегкая работа. Мирку надо было водить за приспособленный для этой цели конский повод и все время следить, чтоб она не убежала.

Когда погода улучшилась, стало легче. Так прошли июль, август и наступил сентябрь — месяц, когда в горах созревают всякие травы. Приближалась пора рева рогачей.

Мы стали готовиться к новому делу. И пошли обходом по высоким горным полянам, где паслись оленьи стада. Серн на время своего отсутствия мы запирали в конюшне.

Май уже вырос. Солнечные пятна на теле у него давно исчезли. Он стал держать голову высоко, и на узком лбу его, под слегка кудреватой шерстью, обозначились бугорки будущих рогов. Он чесал их обо что попало — иногда подходил и терся ими о грубое сукно нашей одежды. Он был до того ручной, что казался уже неспособным жить на свободе со своими дикими собратьями, которых превосходил и ростом и весом, так как был прекрасно упитан. И Мирка стала крупной, необычайно красивой серной. Она весила около двадцати семи килограммов. Спина у нее была широкая, округлая. Темная полоска шла от ее белоснежного зада до самых ушей. Над светло-серой грудью ее, с очень нежным и благородным серебристым оттенком, красиво вздымалась изогнутая длинная шея, похожая на нос древней галеры. Большие влажные глаза напоминали глаза опечаленной женщины.

Как-то раз капитан Негро сказал:

— Давай возьмем серн с собой: и их попасем, и обход свой сделаем.

Мы сплели новые поводья, при помощи их связали серн особым способом и повели их по лесам. Никто еще не видел подобных чабанов, и если нам попадался какой — нибудь дровосек, углекоп или горец-крестьянин, он ахал от удивления.