Эмилиян Станев - Тихик и Назарий

— Знания твои ложны, ибо они преходящи, как преходяще царство дьявола. Истина воссияет после Страшного суда, когда предстанет человек в истинном своем обличье, очищенный от праха земного, — сказал Тихик и перешагнул порог землянки.

В это мгновение солнце разорвало пелену облаков, россыпью алмазов заблистал снег, заснеженная вершина вдали окуталась голубоватыми тенями и, казалось, трепетала в небесной лазури. Лицо Назария просияло, он наслаждался открывшейся взору картиной.

— Чем ты любуешься, брат? — спросил Тихик. — Разведи-ка огонь!

— Светом, владыка, его игрою…

Совершенный обернулся и тоже взглянул на горную вершину.

— Да-а, свет… — проговорил он. — Гм, уверен ли ты, что не есть он также заблуждение, что не обманывает он разум, представляя нам дьявольский этот мир прекрасным? Он прельщает взор и мешает нам различать бога и дьявола.

Назарий молчал, и Тихик принялся срывать со стен липовые доски и швырять в очаг, но вдруг увидал портрет Ивсулы. Он взял его и вышел за порог, чтобы получше рассмотреть.

— Я унесу этот лик. Прежде чем провозгласить ее верной, поразмыслю над тем, что углядел ты в нашей сестре, — произнес он, а когда Назарий развел в очаге огонь и липовые доски вспыхнули, тотчас же удалился.

Назарий был убежден, что Совершенный тайком улыбается под своим покрывалом и что в улыбке его скрыто довольство. Поймет ли Тихик, что Ивсула по воле демонов пришла к нему? И неужели он никогда не догадается, что и еретиками он правит через сокрытых в них демонов? Праведники, те не нуждаются ни в правителях, ни во владыках… И если свет есть заблуждение, тогда человек — лишь несчастная тень на сей земле…

Липовые доски трещали, языки пламени лизали сырые стены, в землянке стало теплее. Назарий опять пребывал в одиночестве, охваченный новыми думами.

"У каждого свой бог, и это разъединяет людей не в меньшей мере, чем дьявол. У меня был свой бог. Тоже художник, как и я. Но может ли мой бог быть истинным богом или всего ближе стоять к нему? — размышлял он. — Как знать… Если я излишне усердствую, чтобы художеством глубже проникнуть в суть истинного бога, он покарает меня безумием. Но кто остановит меня, если я сам не могу себя остановить?.. — Жаль ему было своих творений, но, подумав, он сказал себе:- Я сжигаю свои прегрешения. Пусть они навсегда умрут в моей душе, испепеленные живущей во мне любовью".

При каждой встрече с Назарием Тихик заглядывал в иной, мерзкий мир, где обитал дьявол. Правда, Тихик ощущал его и в себе самом, но противоборствовал ему, а Назарий, хотя и признавал свои заблуждения и обещал отказаться от художества, продолжал писать. Ему даже и на ум не приходило изменить свое художество так, чтобы оно служило поощрению христиан и спасению души их. Можно ли ожидать от человека, ищущего красоту даже и в самой преисподней, что он станет истинным христианином? "Делает вид, будто соглашается со мной, а людей изобразил скотоподобными", — размышлял Тихик по дороге в свой покой. Липовая доска, спрятанная под рясой, смягчала его негодование. Тихик горел желанием поскорее вглядеться в девичий образ; еще в землянке, едва только взглянув на него, он уловил в этом лице нечто новое и тревожащее. Всякий раз, когда он видел хлопотавшую у него в покое Ивсулу, сердце его сжималось, и Тихик говорил себе, что ее пребывание здесь рано или поздно окончится грехопадением. Словно сам дьявол засел в его душе для того, чтобы жечь ее пламенем сладострастия. Опасность была явной, Совершенный видел ее, сознавал, что ему следует отослать Ивсулу, но медлил с этим, потому что она не подавала к тому повода. Ивсула усердно заботилась о пропитании Тихика, подметала и мыла полы, следовала за ним повсюду, гордясь тем, что удостоена такого доверия и чести, исполненная величайшего почтения к его особе.

По утрам, прежде чем взяться за дела, она опускалась перед ним на колени, чтобы он благословил ее и очистил от ночных помыслов. Тихик возлагал на девичью голову руки, ощущал пушистые, мягкие как шелк волосы, умилявший его круглый, как у ребенка, затылок, и его пальцы с трепетом гладили ее волосы, воровски сбегали к щекам и ласково касались их. Ивсула наклоняла голову, благоговея перед этим священнодействием, и, когда руки Совершенного прикасались к ее нежной шее, терпеливо ждала ниспослания благодати. Тихик намеренно читал молитвы не торопясь, чтобы продлить очищение, напряженно вслушивался в исповедь своей приближенной, с жадностью ожидая ее греховных признаний.