Го Босен Array - Современная проза Сингапура

— Не-е, — протянул пьяный Порция. — Нам не на чем ехать.

Хоть и окосел, а все-таки остался практичным индусом — родни-то рядом нет.

— Не проблема, старик. Совсем не проблема. Это я могу взять на себя. Коллега из нашей фирмы обещал дать мне свой «моррис-1100» на денек.

Было что-то необъяснимо солидное в этом слове «коллега». Оно намекало на принадлежность к группе серьезных людей, посвятивших себя важному делу, такому важному, что Куан Мэн должен был быть в стороне от него. Отстраненным. Посторонним.

— Неохота, — сказал он и, устыдившись, торопливо добавил: — А вы давайте езжайте.

И сразу понял, что вышло глупо и нехорошо — будто он отделил себя от ребят. Такие дела не проходят.

— Это почему же неохота? — вскинулся Хок Лай.

Куан Мэн отвел глаза на дальнюю стенку бара, выкрашенную в серое и украшенную пластмассовой рекламной пачкой сигарет «Плэйерз голд лиф», нехотя сказал:

— Я обещал поехать с Люси купаться в Чанги.

— Да брось ты свою Люси! Поехали с нами. Я надеюсь, ты не втрескался в эту цыпочку? У вас с ней как — было уже дело?

Куан Мэн решил не говорить.

— Пока нет.

Хок Лай покатился со смеху. Рассмеялся даже Порция, которого все дразнили старым девственником.

— Старик, ты зря время тратишь. Гоняйся за другими бабочками, друг. Решено — едешь с нами.

— Нет.

И Куан Мэн весь вечер твердил свое «нет». Как присягу.

Он первым ушел из бара. За дверью простиралась темная ночь. Дождь перестал, но мокрый асфальт еще хлюпал под его подошвами. Промытый ночной воздух прохладно и чисто лился в легкие, и было не понять — от чего это легкое чувство приподнятости: от пива или от свежести воздуха.

В маленькой кофейне на углу Куан Мэн заказал черный кофе. Он договорился встретиться здесь с Люси, когда закроется бар. Старый индиец, индийский мусульманин, в застиранной майке и саронге в синюю с белым клетку, принес кофе в толстой фаянсовой чашке на блюдце. Седоватая бородка старика выглядела проволочной.

— Есть не будете? — спросил он по-малайски.

Куан Мэн качнул головой.

Старик ушел за стойку и начал старательно протирать медную кофеварку тряпкой. Скорей всего, изношенной майкой, предположил Куан Мэн. Чего зря деньги транжирить? Куан Мэн маленькими глоточками отпивал обжигающий кофе, глубоко вдыхая его густой запах. Если заказать кофе и для Люси — не остынет ли, пока она придет? Или, наоборот, пусть немножко остынет до ее прихода. Нет. Закажет кофе, когда она появится, нальет в блюдечко и остудит, как делают старые опытные люди. Опытные. Куан Мэна передернуло от этого слова.

Ожидая Люси, он с жадностью втягивал в себя прохладный воздух ночи и с жадностью вбирал в себя все, что видел на улице. Наполняя легкие, наполнял себя, будто ему мешал какой-то внутренний вакуум. Улица была немноголюдна виднелись редкие прохожие, беглецы из своих домов. Сладко пахло пылью, прибитой дождем. Небо совсем очистилось, лунный серп четко рисовался на нем. Люси он увидел издалека, когда она проходила под уличным фонарем, — светлая фигурка с лицом, затененным черными волосами.

Время Куан Мэна — ночь. И вечер — как вступление к ночи. День в лучшем случае можно вынести. Хорошо бывает только плавать днем. А так — его дню недостает просторности. Только ночью, когда темно, провожая Люси до дому, держа ее руку в своей, чувствовал Куан Мэн, как в нем что-то распахивается, трепеща раскрывается навстречу просторному небу, такому широкому, что в него можно взмыть. Они с Люси шли пешком, пока им не попадалось левое такси. Левые таксисты брали дешевле, и они предпочитали этот вид транспорта.

Потом он лежал, подперев голову рукой, и поглаживал Люси по спине.

— Мэн, а когда ты останешься на всю ночь?

Люси уже не первый раз задавала этот вопрос, а Куан Мэну было неудобно признаться, что он боится, как бы родители не догадались. Не мог он ей этого сказать сразу после того, как был мужчиной, в самом мужском смысле слова. Оставалось только уклончиво хмыкнуть.

— Я не хочу, чтоб ты уходил домой. Такая темень!

Люси лежала на животе, и ее попка была поразительно белой по сравнению с загорелыми частями тела. Треугольничек, закрытый бикини. Люси была самой загорелой из всех девушек бара. Куан Мэн любил загар. Он любовался цветом кожи гогеновских таитянок на репродукции, которую им показывал у себя дома учитель английского.

Куан Мэну захотелось взять кисть и закрасить всю Люси одним цветом. Будто почувствовав его желание, Люси перевернулась на спину: Куан Мэн увидел теперь другой белый треугольник, в темноте мерцающий, как фарфоровый.