Эмилиян Станев - Будни и праздники

В майской зелени прятались новые красные крыши, ослепительно блестели стекла и нежно белели стены в верхней части города. В свежем утреннем воздухе, напоенном солнечными лучами, жужжал, как пчела, мотор. А край горизонта закрывал бледно-серый пыльный гигант — цементный завод. Он походил на внезапно выползшее из-под земли пресмыкающееся, которое выдыхает через высокую трубу густой черный дым.

Вот уже двадцать лет старик смотрел отсюда на город. Сначала это был тихий старый турецкий городок с кривыми булыжными улочками, с бедными маленькими домишками, затерянными среди колючих изгородей и плодовых деревьев. Но это было давно. Люди нашли в горах уголь и начали его добывать. Возле станции стал селиться пришлый народ. Город рос, камень подымался в цене. Десятеро каменотесов работали не покладая рук. В их карманах завелись деньги. По вечерам они поздно спускались из каменоломни, а по утрам чуть свет выходили из города. Они были довольны и часто пели. Но чего только не случается на этой земле. Люди стали пренебрегать камнем. Они заменили его цементом и бетоном. Построили завод, и теперь машины производили кубики серого гранита. Ими мостили улицы. Во дворах сняли старые каменные плиты, посыпали дворы песком и посеяли траву.

Каменотесы один за другим куда-то исчезли. Те, что остались, больше не пели и недружелюбно поглядывали друг на друга. Из десятерых дюжих мужиков осталось пятеро, потом трое и, наконец, двое. Работы не было. Никто не заказывал тяжелых каменных плит, никому не нужны были каменные чаши умывальников или фонтанов.

Симеон долго смотрел на завод. Он ненавидел его, ненавидел его машины, его трубу, басовитый рев сирены, от которого содрогались окрестности. Завод отнял у него хлеб, лишил покоя и радости.

Он приготовился было идти дальше — бросил сигарету и взвалил на плечо железный лом — но на миг остановился.

Снизу по тропинке шел человек, согнувшийся под тяжестью такого же железного лома. Он шел медленно и, казалось, весь погрузился в свои мысли.

«Пес проклятый, — подумал Симеон, — опять идет! Мне люди заказ дают, а он норовит отнять. Чтоб ты сдох!..»

Симеон быстро зашагал вверх, не переставая ругаться, и чем выше он поднимался, тем более гневно и громко звучал его голос.

Он дошел до каменоломни. Остановился, посмотрел вниз на другого каменотеса и сплюнул. Потом принялся за работу.

Чиновник местного отделения банка Белев заказал ему три ступени для своего нового дома. «Получше сделай, — сказал он ему, — не то закажу Цвятко». Явно, Цвятко ходил к чиновнику и сбил цену. Они постоянно друг другу мешали.

Симеон выломал хороший камень для ступенек — три одноцветные плиты — и сегодня собирался их обтесывать. Он двинулся на дно каменоломни, где оставил их накануне. Взглянув на них, он вскрикнул. Приготовленные им плиты были разбиты на мелкие куски.

Старик, потрясенный, попятился. Лицо его побагровело от горя и гнева. Схватив молот, он отшвырнул его в сторону. Потом побежал к каменной стене, делившей каменоломню на его и Цвяткову части, но Цвятко там еще не появился. Старик во весь голос выкрикивал ругательства:

— Чтоб ты до вечера сдох, разбойник! Дьявол рыжий, чтоб ты себе руки переломал, чтоб ты себе глаза повыколол!

Он кричал долго. Ярость его все разгоралась, но вместе с тем он боялся этого широкоплечего, рыжего и белотелого здоровяка, у которого было пятеро маленьких детей и вечно озабоченное лицо. Симеон прислушивался и, когда услышал хруст его шагов по камню, стал бормотать проклятья уже себе под нос.

За желтоватой каменной стеной, спускавшейся по направлению к городу, которая отделяла и скрывала их друг от друга, скоро послышалось резкое короткое чирканье долота. По этому звуку старик сразу понял, что Цвятко долбит отверстие, чтобы порохом подорвать камень. И ему все стало ясно. Рыжий хочет вытесать ступени раньше его и предложить их чиновнику — потому он и разбил его плиты, приготовленные с вечера.

Он не вытерпел и громко крикнул со своего места:

— Ты что хлеб у меня отбиваешь, черная твоя душа? Ты зачем мои плиты разбил?

Дрожащий старческий голос наткнулся на каменную стену и беспомощно смолк.

Старик стоял, закинув голову, глядя на взгорок, и ждал. Ответил ему лишь размеренный стук долота: «Тук! Тук! Тук!»

— Эй, чего молчишь? — продолжал старик, но ответа не было.

Тогда он зашел за стену. Цвятко, спиной к нему, долбил отверстие.

— Не притворяйся глухим! — крикнул Симеон.