Эрвин Штриттматтер - Погонщик волов

— Ну и охальник же вы, — лепечет винокур, снова наполняя рюмки. — Сразу видно, побывали в университете, или, может, вас ревнивые мужья так исцарапали?

Новичок многозначительно молчит. Спустя некоторое время он обращается к своему коллеге, который в полном удовольствии поглаживает жесткую бороду:

— Взять хотя бы вас, вы тут сидите, хлещете водку, а на конюшне у вас стоит такая бабенка, на которую не один мужик облизнулся бы. Вы что, так в себе уверены?

— Ха-ха-ха! Мы только и дожидались, когда вы заявитесь со своей исполосованной физиономией. А впрочем, охотники на все найдутся. Ваше здоровье!

Пьяное бормотанье переходит на другие предметы.

— Вы ахнете, когда узнаете, какую шваль набирают в рейхсвер.

— Само собой. Кто позволит… какой патриотически настроенный человек позволит каким-то пролетариям командовать собой? Этим ублюдкам с грязными руками. «Больше ехать некуда!» — сказал недавно один оратор на политической встрече. Он заявил, будто «Стальной шлем» готовит новую войну. «Больше ехать некуда!» Ха-ха-ха! Вы когда-нибудь слышали такую белиберду? Простейшую поговорку не могут правильно произнести, придурки эдакие!

— Миром правит водка, — бормочет винокур, — ее лакают и черные, и красные, господа мои. Винокур — всегда король, а его золото — это свекла да мороженая картошка.

— Ваше здоровье!

Потом они хором поют «О Германия, честь твоя высока!» и «Стражу на Рейне».

— И если нам суждено когда-нибудь подняться из убожества, то лишь благодаря мужчинам с го… головой на плечах! Точно!

Управляющий бьет себя кулаком в грудь. Живот у него колышется. Звякают серебряные монетки, подвешенные к цепочке для часов.

Они расходятся, на прощанье они величают друг друга настоящими немецкими мужчинами, которые способны воздать должное хорошей выпивке…

— …и у которых есть чем ублажить женщину, господа хорошие, так ублажить, чтоб ей не захотелось лезть в парламент и там извергать в прогрессивных речах своих нерожденных детей, вот так-то. Честь имею!

Не сказать, чтобы мир изменил свой облик от пьяной болтовни собутыльников.

Но кое-что из застольных речей засело в голове у управляющего. В ту же ночь он наведывается в постель к своей супруге. Супруга не имеет ничего против. Назавтра он проделывает то же самое среди дня. Жена не знает, что и думать.

В среду она предоставляет Фердинанду в одиночестве слоняться по парку. Нельзя утверждать, что Фердинанд убит подобной неверностью, но он разочарован, это уж точно. Он нарочно готовился к этому вечеру, он хотел побеседовать с ней о целебной силе воздержания. Многочисленные цитаты кружились у него в голове. Мало того, он выписал на отдельные листочки высказывания некоторых философов по упомянутому вопросу. А за шторами в опочивальне его милости тем временем погас свет.

Ночной сторож на деревенской улице протрубил второй час ночи. И тогда Фердинанд отправился к себе в контору и там написал письмо жене управляющего:

«Я прождал тебя всю ночь, правда, не всю ночь на улице, но ведь ждать можно и в глубине сердца. Представляешь ли ты себе, что это такое? Это когда удары сердца разносятся по всем его закоулкам, когда нужно унимать дыхание, как унимаешь ворчащую собаку, а снаружи тишина, от тебя — ни стука, и весь мир подобен могильному склепу…»

С утра пораньше Фердинанд посылает за Лопе. Чтобы тот — пожалуйста, перед школой — доставил письмо жене управляющего.

Только он сперва допишет еще несколько слов. Лопе сидит на кушетке и ждет. В школе ему до сих пор кричат вслед «Фердик Огнетушитель». Вот он и сравнивает, глядя в зеркало, свое лицо с напоенными скорбью чертами Фердинанда. Его глаза перебегают с Фердинандова лба по опущенным глазам к носу. Неужели у него, Лопе, такой же длинный острый нос? Нет, у него нос покруглей, картошкой, можно сказать, как у матери. И эдакая стена вместо лба! У Фердинанда лоб захватывает половину головы. А у Лопе на этом месте растет густая щетина.

Вот насчет рук ничего определенного сказать нельзя. Если представить себе, что на руке у Фердинанда нет перстня с синим камнем, а у него, Лопе, руки побелей, тогда, пожалуй, руки у них одинаковые. Но почему же мать не вышла за Фердинанда, если он, Лопе, их общий сын? Если у коровы родится теленок от какого-нибудь быка, то можно считать, что она вышла за этого быка замуж. Так сказал Пауле Венскат.

Жена управляющего стоит у печки, вся она какая-то патлатая и полуодетая.

— Стоило из-за этого гонять тебя в такую рань, — говорит она без обычной приветливости в голосе.