Дмитрий Глуховский - Год за три

— Ты выслужиться, да, Алексей? А перед кем? Ты же знаешь, нам по инсультным отвечать…

— Да какое! Сорок девять лет всего… Жалко же…

— Ну жалко. Жалко. У нас мужики в среднем по стране в пятьдесят восемь мрут. Этот в сорок девять преставился, зато другой до шестидесяти семи дотянет.

— Ань… Анют… И тогда помнишь, с дискотекой твоей… Ну… Ты прости меня. За прошмандовку. Я переживал просто, ты вырядишься, а мало ли что случится… Ты красивая же… Как мать…

— Он один живет, что ли? Вон в паспорте штамп: брак, ребенок… Не, мужики. Я приехал, он точно живой был.

— Сержант… Товарищ сержант. Давайте тогда, может, время обсудим? Во сколько вы приехали, во сколько мы?

— Это можно. Это я еще не заполнял.

— Ну давайте хоть на часик пораньше?

— Ну если на часик… У меня как раз вызов был. А потом че?

— А потом… Сначала квартиру искали. Он номер квартиры не сказал. Потом… Не могли вскрыть. Потом диагностика. Капельница. Потом машина не заводилась. Главное — во сколько мы сюда прибыли. На место.

— Слышь, доктор… А че вы реально задержались-то так?

— Коллегам вашим помогали, сержант. Из ГАИ. Попросили на трассе… Освидетельствовать. Не могли отказать. Все?

— Все. Волки они нам, а не коллеги… Ну ладно, эт самое… Ну че, вы поехали? Я квартиру сам тогда закрою?

— А что там, где паспорт, ничего не было больше?

— Ну… Десятка.

— Десятка?

— Пока десятка.

— Пополам.

— С хуя ли пополам-то?

— А вам, товарищ сержант, еще квартиру закрывать. Вы еще может чего интересного найдете. Нас с коллегой и так двое.

— Слышь, Васильич… Мне так не надо. Я с живых только… Беру.

— А он и живой, Алексей, и не выебывайся особо. С тебя спросят потом. У тебя отчетность не только, блядь, белая.

— Не… Бери, если хочешь, мне не надо.

— Так значит, десантура выбывает? Тогда тебе две с полтиной, доктор, мне остальное?

— Хрена. Давай пятерку и хоть весь дом перетряси, пока родные не вернулись.

— Ну и жлобье! Держи и валите уже…

— Приятно было поработать. Так, давай я за руки… Поехали… Осторожно, вывалится сейчас, ты не видишь, что ли? Да, в мешке-то оно половчей было бы… Что задумался-то, а, Алексей?

— Да… Сорок девять лет… Как-то… Рано ему. Может, у него дела какие еще оставались…

— Но мы-то живы! Так… Нет, давай ты вперед, да, ногами его… Так…

— На скорости живем… В этой сучьей стране год за три идет, как на фронте…

— Мрем, Алексей, мрем! Твоя правда! Вон я статистику читал — с восемьдесят девятого в городе на двадцать процентов сократилось население… Извини, мужик… Головой его приложил… Но пока работаем! По специальности работаем. У кого и этого нет.

А мимо Андрея плыли выставленные в серванте фарфоровые медвежата, выцветшие обои, облезлые и исцарапанные ключами стены подъезда, фанера и дерматин соседских дверей, сырая бурая ноябрьская ночь, зассанные дворнягами фонарные столбы, стволы каких-то деревьев, кипарисов, кажется — точно, кипарисов, колонны Дома Культуры, что стоял на набережной, потом киоски мороженщиц, и, наконец, просто дышащий ласковым теплом геленджикский вечер глубоко-синего цвета, и море, море, море…

— Тань… — взяв жену за руку, шепнул Андрей. — Слава богу, я все успел тебе сказать…