Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

— Ты думала о смысле твоей жизни?

— Ну… думала, конечно, правда, давно… Потом, отбросив смысл, то есть его поиски, начала просто жить. Поскольку это как бы «псевдовопрос» — вопрос, заведомо не имеющий ответа.

Он использовал технику «звенящей паузы». Когда повисает тишина, именно в этом «разрыве» у кого-то сдают нервы, и он начинает говорить. Говорить начала я. Не исключаю, что хотелось блеснуть эрудицией:

— Я где-то в Сети как раз наткнулась на фразу, что «Истина состоит в том, что смысл жизни существует». И этот смысл, постараюсь процитировать ближе к тексту, в неком развитии сознания, развитии качественном и количественном… — Тут я поняла, что забыла, чем заканчивалась чужая, но умная мысль.

— Вот именно. Так у тебя и будет — «некое развитие»… — довольно жестко ответил Ян. — Ты постоянно говоришь «некое», ты постоянно говоришь «как бы». Пока ты не избавишься от этой привычки НЕ утверждать, а СОМНЕВАТЬСЯ, ты так и будешь в «состоянии некого развития».

— Ты прав, не понимая, куда двигаться, ты двигаешься на ощупь, иногда «как бы двигаясь», иногда чувствуя «некое движение вперед». Уверенность дает знание, сомнение порождает категорию «как бы»…

Он не спорил со мной, не помогал продолжить процесс осмысления. Он действовал по какому-то своему намеченному сценарию беседы.

— Ты можешь назвать значимых людей в своей жизни?

— Конечно, их множество… — Я опять поторопилась с ответом. — А что означает «значимый»? Родной, близкий, жизненно важный?

— Я повторяю — ЗНАЧИМЫЙ!

Далее очень длинная прямая речь, которую я заключаю в кавычки, чтобы было понятно, когда я сделала pitstop в «Формуле один» своих беспорядочных мыслей:

«Блин, ты все время заставляешь работать мой усталый мозг. Я должна подумать. Значимый… Наверное, Саша Булатов. Мой первый учитель жизни.

Мы встретились, когда мне едва исполнилось девятнадцать. Он научил меня профессии журналиста, он дал мне возможность поверить в себя, найти собственный язык и стиль. Он правил мои статьи, а я изучала каждую правку — почему так… Как надо?.. Как будто искала ответ в задаче со множественными неизвестными…

Он был рядом, когда меня бросил любимый мужчина. Бросил с ребенком в животе. Саша встречал меня из роддома, когда родился мой сын, — вместо отца и мужа. Он помогал мне заработать хоть какие-то деньги, когда мне нечем было кормить свою маленькую семью. И при этом мы не спали с ним. Платоническая любовь…

Он писал мне стихи. Очень нежные и грустные…

Под громкие скрипы кровати, В краю, где поют соловьи, Я буду министром Печати, Ты будешь — министром Любви.

Но сгинет идиллия быстро, Быстрей, чем желтеет печать, И кто-то другого министра Поставит твой сон охранять.

И в час, когда жизнь измочалит Мечты и надежды мои, Я буду министром Печали, Ты будешь министром Любви…

Ты будешь при гимнах и флагах, При птицах, слетевших на юг, И как-нибудь роясь в бумагах, Найдешь писанину мою.

И глядя на строки поэта, Как небо на листья глядит, Ты скажешь: «Кончается лето, Как время, однако, летит».

Грустная это была любовь — поэт и молоденькая журналистка, которой только-только открывался большой мир необычайных возможностей. Но, несмотря ни на что, он все время участвовал в моей жизни или хотя бы был в курсе моих злоключений…

Да, и еще один — Димка Кнуров. Тоже мой бывший босс. У него я училась по профессии «политтехнолог» — митинги проводить, забастовки в аэропортах и прочие массовые мероприятия. Он учил меня писать депутатские запросы и публичные речи, допускать в правильном месте нецензурное словцо и заставлять толпу обращаться к поиску великой национальной идеи. Я быстро натаскалась составлять тексты, которые могли пробирать аудиторию до костей, и сама готова была рыдать, когда вытаскивала из принтера горячую отпечатанную листовку.

С ним мы гоняли по ночной Москве, пили «напалм», мешая самбуку и абсент, думали о смысле и бессмысленности бытия, танцевали под экстази, обсуждали несбыточные мечты и хоронили любовь. Его — к какой-нибудь очередной южноафриканской фотомодели, или мою — к очередному подонку распространенного в средней полосе славянского типа.

Мы не спали с ним, хотя провели много ночей напролет вдвоем. Мы пили виски, курили, обсуждали его очередной любовный нокаут и мою отправленную в шредер страсть… И опять пили виски со льдом.

У нас был общий друг Кир. Или Кирилл. Известнейший журналист Кирилл Дамаданов. Когда мы собирались втроем, мы входили в резонанс со всей Вселенной, вернее, с самыми разрушительными ее силами.