Ольга Литаврина - Синдром мотылька (сборник)

Начав отходить от бизнеса еще в процессе борьбы с мелким юристишкой своей бывшей супруги – после больницы Лиманов окончательно «вышел в тираж» и потерял прежние связи, как вполне легальные, так и не очень. Правда, получилось, что потеря прошла практически незамеченной: дело в том, что…

Вот тут мы и подходим к самому главному…

Прежде чем упомянуть о таком важном для моей истории звонке, позволю себе напомнить о неизменной и долготерпеливой «завредше» – Марине Марковне, – которая в энный раз потеряла связь со мной еще с самого сентября. Практически с тех пор, как я начал расследование, за исключением «встречи при сопровождении», я обретался у Ерохина, и бедная Мариша не решалась даже «дернуть» меня звонком, – думая, видимо, что со сберкнижкой и средствами моей «бизнес-дочери» я могу и совсем отказаться от скромной должности в редакции. Эх, знать бы Марише, как далека она от истины! Первый – и последний – раз я думал об отказе от работы вовсе не из-за нежданного Бессиного богатства, а единственно из желания быть рядом и помочь моей горькой кровинке…

И, к сожалению, хватило буквально нескольких дней (правда, при условии, что я успокоился, доверив дочь верным рукам Ерохина), чтобы я ощутил пустоту и ненужность собственной жизни без такого знакомого, неуемного журналистского зуда: знать, что именно тебе, как врачу у постели больного, доверено держать руку на пульсе, знать обо всем явном и обо всем тайном, что может вызвать его перебои, и стараться по мере сил предупредить их… Не люблю я говорить красиво!

Но с тех пор я оставил мысль о прощании с родной редакцией. Да и в денежном вопросе все оказалось вовсе не так уж радужно. Скорее, наоборот! Знала бы моя патронесса, что, с самого начала истории с Сименсом и Майкой, мы с Бесс продолжаем «тянуть» тот аванс, который был положен ею на мою сберкнижку на «текущие нужды» того далекого и трагического расследования. В наследство после матери Бесс так и не вступила – хотя в Англии оно принадлежало ей бесспорно. Но то в Англии! А наследство Сименса – и вовсе оказалось не для нее! И опять же – дочь еще толком не знала, что она моя – сначала нам с Ерохой говорить ей об этом не рекомендовали медики, а потом я и сам отчаялся подобрать нужные слова. Кто знает, что решит тоненькая девочка с Майкиными глазами? Вдруг да махнет себе обратно, к родным несостоявшегося папаши? Тут ведь всякое может быть…

И вообще – денежные отношения у нас как-то напрочь отсутствовали. И никуда я от вас, Марина Марковна, не денусь, и зарплата для меня совсем не лишняя, и низкий вам поклон, что держите в редакции такого разгильдяя и прогульщика, как Сотников!

Впрочем, в журналистском расследовании понятие «прогульщик» неприменимо. И, отсутствуя в редакции, я принес Марише весьма-таки ощутимую пользу: именно «Новости Москвы» чуть позже прогремели на всю столицу самым неожиданным и сенсационным материалом, поставившим жирную точку в скандальной истории с исчезновением Зары Лимановой. И именно наш тираж поднялся на необозримую высоту после моего заключительного, короткого и горького, репортажа. Но, повторяю, чуть позже…

Позже… А тем вечером, в самом начале декабря, когда я зализывал «бандитские раны» в уютном кабинете Ерохи и сорил словами по поводу жалкой участи Бори Лиманова после памятного похищения, наш досуг оказался уже привычно, быстро и неожиданно, прерван.

Нет, на этот раз никакое ватное красноглазое лицо не приковало нашего внимания. А если б кто-то с ватным личиком и притащился под Венькино окно, от ваты в момент остались бы мокрые клочья. Погода в те дни стояла ужасная: налетел неведомый циклон, запорошило, и какой-то невиданный ледяной дождь «пролился» по городу и области. Улицы вмиг превратились в катки, деревья, не выдерживая тяжести ледяных наростов, ломались, падали на провода, в области шло массовое отключение электричества – настроение царило тревожное и отнюдь не предпраздничное. И только нам с Вениамином Сергеичем было, в общем, наплевать: на случай отключения в Центре имелся некий запасной генератор; до Нового года еще далеко, а досадные приключения для нас, видимо, закончились. И мы, как заправские пенсионеры, потягивали коньяк и злословили по поводу бедного Борюси, не забывая напоминать друг другу – дескать, живы, и ладно, и все хорошо, что хорошо кончается!

Смешно, но я даже читал Веньке стихи моего любимого Феликса Кривина: