Ольга Литаврина - Синдром мотылька (сборник)

За разговором я незаметно и дружески разливал уже изрядно опустевший бутылек. И только последние слова Байдина как будто встряхнули меня за шиворот и крепко вдарили по затылку не хуже, чем в самой крутой разборке.

Что он там вякнул насчет «неплохой врачихи»? Неужели Нина Колосова сделалась Ниной Лимановой? Похоже на то. Да-а, породнились так породнились! После замечания Байдина я решительно встряхнулся и с заинтересованным видом включился в мужскую беседу. Расстались мы лучшими друзьями – вот спасибо капитану! Доливая остатки коньяка из бутылки, я успел еще узнать и адрес Лимановых. Правда, Байдин предупредил, что лишний раз, да еще в таком «расхлябе», не стоит туда и соваться – родные, поминки и все такое…

Зато он успел ввернуть пару слов о самом Лиманове, «общем», так сказать, супруге: средней руки бизнесмен, в свое время сделал деньги на фарце, еще в Советском Союзе, и деньги-то небольшие – не чета, конечно, Абрамовичу. Сильно любил и порядком-таки раскрутил Зару. Правда, долго потом судился при разводе и к Нине пришел уже не в таком «поряде». Но все-таки дело его, небольшие строительные работы, шло неплохо. Денег у него хватило бы, чтобы молодую жену освободить от работы. Он бы и освободил, – да тут несчастье с Зарой. Не успели вылезти – Нина… На мужика просто смотреть жалко.

Напоследок мы выпили за здоровье Лиманова, пожали друг другу красные горячие лапы и разошлись.

И я опять, как последняя редиска, не сумел спросить поделикатнее – не вспомнил, и все тут! – как зовут тебя, мой спаситель, козырной валет, капитан Коротков.

Читатель, не вспомнишь то время, когда я еще спокойно сидел на веранде комендантского «коттеджа» вместе с Ерохой и размышлял о том, как лучше привести в порядок денежные дела Бесс?

По-хорошему, следовало бы сделать генетическую экспертизу, по ее результатам оформить отцовство и начать переписку с заграницей – отделить собственный «наследный» счет Бесс от счетов ее формального отца, Ричарда Сименса. Агенты из-за границы давно уже связались со мной как с опекуном для полного оформления наследства. А я все отговаривался ее болезнью. А на самом деле никак не решался на окончательный разговор с ней – по поводу меня и Майки. И не успел я еще настроиться на упомянутый разговор, как… жизнь опять заложила крутой вираж и затянула в очередное расследование мою азартную, беззащитную перед чужим горем, душу.

И вот – недели не прошло, как я, бодрый и полный сил, вновь ношусь по Москве, и поймать меня и мои мысли не могут ни Венька, ни Марина Марковна, ни даже заботливая милиция!

Совсем недавно я заметил, что, когда веду «расследование» (громко сказано, правда?), течение времени для меня меняется. То есть оно не течет, как обычно: встал утром, наметил план действий, поехал в редакцию, обсудил план, расписал тематику срочных статей, посидел на планерке, поехал по намеченным адресам… Прошлындал весь день, накопал, набрал материала, выхожу к вечеру на «вариативный» досуг: еду к Вэну в Красково, вижусь с дочурой и напиваюсь в компании старого друга, или еду домой, никого не вижу и напиваюсь один. Добротно и без спешки.

В момент же расследования все идет иначе: мысли мои заняты целиком и полностью, распорядком жизни управляет некий невидимый рок событий, а ночь (и иногда – вечер) становятся лишь досадным перерывом, концом очередного кадра в длинной захватывающей ленте с нескончаемым сюжетом. Таким образом, пролетают дни, недели, иногда месяцы, – и я «выныриваю» из сценария невидимого и неведомого режиссера лишь тогда, когда таинственным образом вверенное мне дело доходит до логического конца – хорошо, если благополучного…

Но не будем об этом. Встреча и беседа в ГИБДД заняла у меня весь день – и не только потому, что я немало-таки «набрался» в ее процессе, но и потому, что, добравшись (простите, гаишники!) на верном «Лэндкрузере» до дома, я первым делом набросал на бумаге отдельные ветки, так сказать, генеалогического древа Лимановых. Правда, перед этим я усосал еще полбутыля, но, как с удовлетворением убедился на следующее утро, на мои умственные способности выпитое повлияло не сильно. По древу получалось, что Зара Захарьевна Лиманова, ныне лет примерно сорока четырех, в девичестве носила фамилию Руденко, будучи дочерью харьковского инженера Захария Иваныча Руденко. Но своим сценическим псевдонимом предпочла сделать фамилию второго мужа. Не хотела, чтобы ее сравнивали с модной в то время певичкой, Беллой Руденко, и считали дочерью сталинского генерального прокурора с такой же фамилией.