Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

Но что для одних развлечение — для других может оказаться пыткой. То ли в силу особенностей характера, то ли под влиянием обстоятельств, Марчелло с некоторых пор жил как в горячечном бреду. Едва ли можно сказать, что он сам внушил себе, что за девственной неприступностью Джизы скрывается обжигающая страсть. Стоит лишь совлечь с нее покров одежды, как она воспламенится, огонь вырвется на свободу. И тогда он, Марчелло, будет сполна вознагражден за долгое и терпеливое ожидание. Быть может, Марчелло был просто влюблен в девушку. Хотя в это верится с трудом. Влюбленным известно чувство опасливого страха перед обнаженным телом любимой. Как бы там ни было, будем исходить из предположения, что Марчелло был влюблен в Джизу. Однако оговоримся, что это верно при одном условии: в этой влюбленности было нечто, отчего зависела способность Марчелло любить вообще. Речь идет о некоторой особенности его физического строения. Во всяком случае, он, как и все, желал увидеть ее обнаженной. Но в отличие от других Марчелло полагал, что от этого зависит вся его жизнь.

Он не знал, как подойти к ней, с чего начать. Встречи их были случайными и мимолетными. Всегда на людях. К тому же Марчелло был до крайности робок. Так что если он и любил, то почти безо всякой надежды на взаимность. И все-таки искал встреч с ней. Изучил ее привычки. При этом Марчелло даже отдаленно не представлял себе, как сможет воспользоваться счастливым случаем. Но и случай этот ему не выпадал. На какой, собственно говоря, случай ты можешь надеяться, спрашивал он себя. И тут же отвечал, что нет такого случая, который мог бы ему хоть в чем-то помочь. Все дело в твоем дурацком характере, решал он. Не случай тебе необходим, а чудо. Только на чудо вся надежда. Так терзал он себя, пока однажды вечером не столкнулся с Джизой в гостях у одной общей знакомой — модной художницы, устроившей вечеринку для близких друзей. Джиза вела свободный образ жизни и бывала в мастерских художников.

В таких местах дозволялась любая вольность и причуда, лишь бы гостям не было скучно и каждый, пусть ненадолго, мог почувствовать себя творческой личностью. Для того чтобы войти в этот круг, достаточно было принять правила игры: встать на сторону борцов с буржуазными предрассудками. При этом мало кого беспокоило, что эта игра как раз и возможна благодаря предрассудкам. Главное было в том, чтобы бросить громкий вызов заскорузлым привычкам. Так что в этом кругу нечего было рассчитывать на особые развлечения. Просто каждый из присутствующих был готов подхватить любую идею, лишь бы показалась она достаточно сумасбродной. Одни соглашались, как говорится, скуки ради. Другие из желания доказать свою непредвзятость. Третьи — от отчаяния. На этот раз гостей собралось немного. Пожаловал завсегдатай, настоящий принц крови, поджарый и неулыбчивый человек, как, впрочем, и подобает носителю духовных ценностей. С ним — двое приятелей, не то живописцев, не то скульпторов, но достаточно знаменитых, чтобы быть приглашенными. Двое литераторов. Один торговец картинами. Известный педераст и, разумеется, смазливый подросток, служивший в бакалейной лавке или еще где-то. Он был здесь нужен для удовлетворения ненасытного снобизма одних или низменной похоти других. Соответственно в равном числе были приглашены дамы самого различного происхождения, но с одинаковой тягой к прекрасному. Наконец хозяйка пригласила гостей к столу, в центре которого возвышалась огромная чаша, до краев наполненная горным медом. Гости наперебой обмакивали в мед каждый свой кусок хлеба, вкушая из общей чаши. Затем начались игры, детские или уличные развлечения. Гостям было важно сойти с интеллектуального Олимпа, на котором они пребывали, и погрузиться в непритязательную атмосферу народного праздника. Их умственное превосходство было тем заметнее, чем примитивнее они находили себе развлечения. Даже мастеря бумажные кораблики, можно обнаружить свои интеллектуальные преимущества. Прошло некоторое время, и возбуждение гостей, поддерживаемое горячительными напитками, стало угасать. Алкоголь уже не помогал сохранять общий бодрый и веселый тон. В этот момент Марчелло и пришла в голову гениальная идея. Такой, во всяком случае, показалась она сначала.

— Не сыграть ли нам в покер, — предложил он.

— В покер? — подал кто-то ленивый голос.

— Отчего же не сыграть, — продолжал Марчелло. — Давайте попробуем на выбывание. Проигравший выходит из игры, — пояснил он, — игра продолжается до тех пор, пока не определится один победитель.