Марк Хелприн - Рукопись, найденная в чемодане

Песенка эта так ко мне привязалась, что я часами распевал ее в своем чулане, пока не стал воображать себя одним из огромных медных гонгов Дж. Артура Рэнка, в котором пульсирует дрожащая тьма, словно бы в самом сердце бесконечно жестокой вселенной. Я пел ее даже дома и в подземке, где у меня никогда не возникало затруднений со свободным местом.

Но все-таки из фирмы я не уходил. Я решил держаться там, пока меня не вынесут, и, как бульдог, не разжимал хватки, медленно дыша через нос.

Они все-таки вынесли меня – однако не наружу, нет, просто перенесли вниз, глубоко под землю, в самую ее утробу, на десять этажей ниже вестибюля нашего массивного здания, туда, где в древних подземных реках плещется вода, огибая саркофаг из армированного бетона в пять футов толщиной.

Когда внутренний мой хаос начал отображаться в моей внешности, я был изгнан в почти полностью безмолвное подземелье, в обитель смерти. Меня, по-прежнему размеренно дышащего через нос, перевели в самое спокойное и бесстрастное место на земле: в хранилище золота.

– Вы переводитесь в отдел хранения, – сказали мне.

Разумеется, я был удручен. Не посмел даже спросить, означает ли это, что я потерял свой статус старшего партнера, хотя на самом-то деле я, несомненно, его потерял, поскольку вице-президентом в хранилище золотых слитков назначался обычно кто-нибудь из младших партнеров. Единственная причина того, что управляющий хранилищем именовался вице-президентом, заключалась в необходимости приободрить земных владык, оставлявших свое золото на его попечение.

Все они как будто были уверены, что сокровища их пребудут в безопасности под присмотром некоего омерзительного, разнузданного, обуянного мегаломанией типа по имени Вульф Скотт. Я ненавидел те минуты, когда он выбирался из своих пещер, являясь в столовую для администрации, и очень порадовался, когда, проникнув в ближний круг, получил возможность питаться в меньшем и куда более роскошном Гротовом зале.

– Меня не прельщает перспектива надзирать за Вульфом, – сказал я. – Вы же знаете, что я его не переношу.

– Вам не придется за ним надзирать.

– А кто будет на его месте?

– Никого не будет.

– Так он ушел?

– Нет. Вы будете работать на него, хоть и не впрямую. Отчитываться будете перед Шерманом Осковицем.

– О нет, нет, господи, нет! – сказал я, и было это как раз тогда, когда меня несли вниз, поскольку передвигать ногами я был не в состоянии.

Шерман Осковиц руководил всеми, кто обслуживал золотое хранилище. Он был очень славным человеком, что не мешало ему быть слабоумным. В фирме он появился даже раньше, чем я, и обязанности его состояли в том, чтобы следить за золотом и перемещать его из одной клети в другую в соответствии с переводами со счета на счет. На нем неизменно была голубая рабочая куртка, а его желтовато-рыжие волосы были ограничены кольцом, опоясывающим куполообразную, идеально симметричную лысую голову.

У него, как и у каждого из его подвальных работников, в свое время были неприятности с законом. Когда Осковиц работал в одном крупном коммерческом банке, его поймали на том, что он сдает внаем маленькие комнаты, куда ходили владельцы сейфов, чтобы стричь купоны. Других ловили, когда они или заглядывали в ящики клиентов, или вручали кому-нибудь из приятелей универсальный ключ к этим ящикам, продолжая разговаривать по телефону, или делали ставки из краткосрочных банковских вкладов, которые мистеру Эдгару хватало блеску называть «прививками».

Осковиц и все, кто входил в его команду, обожглись, пытаясь выхватить из огня какие-то крохи, и теперь были надежны как евнухи. И также экзотичны. Сам Шерман – то ли из-за какой-то болезни, то ли благодаря особенностям своей диеты, то ли в силу наследственности – страдал от газообразования, как какой-нибудь монарх – от напыщенности. Это и в нормальных обстоятельствах нелегко было вынести, но в банковских склепах десятью этажами ниже уровня земли… Да, у нас была вентиляция, но ее мощности не хватало.

«Протеже» Шермана Осковица был неуклюжий гигант, жертва акромегалии, который выглядел как Марлен Дитрих, увеличенная в шестнадцать раз в печи для обжига. Именно он заунывно читал мне лекции о том, как обращаться с золотыми слитками, упирая на то, что их никогда не следует ни ронять, ни скрести ногтями, а дотрагиваться до них можно лишь в белых хлопчатобумажных перчатках.