Сергей Тепляков: Двуллер-2: Коля-Николай

В конце концов неминуемо заговорили о Грядкине. Тут Бесчетнов и заявил, что Николай – герой нашего времени.

– Аргументируй! – отозвался Коржавин.

– А что тут аргументировать? – удивился Бесчетнов. – Какое время – такие и герои! Главная проблема Грядкина – он не знает, что такое хорошо, а что такое плохо. Ну так никто не знает! Вернее, многие знают, но помалкивают и делают вид, что забыли. А почему?

– И почему? – спросил Коржавин, знавший, что Бесчетнов в любой дискуссии предпочитает монологи.

– Когда восстанавливали экономику, никто не подумал, что надо и душу восстанавливать! – сказал Бесчетнов. – Ей-то, душе человеческой, досталось больше, чем экономике. Миллионы людей писали доносы, миллионы предавали, миллионы по этим доносам шли в тюрьму… Но все думали только про колбасу. Думали – рынок все направит. Ан нет – не все. Вот после 1991 года, когда душа у бывшего советского человека была как чистый лист, надо было на этом листе и писать: не убий, не укради, не делай ближнему своему того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе. Но нет – все пустили на самотек. А сейчас столько всего в душе начиркано, что приди Иисус Христос, так даже для Его слова места чистого не найдется…

– Эк ты хватил… – сказал Коржавин.

– Как надо, так и хватил. Ну да, да, сейчас многие ходят в церковь. Спроси человека: «Бог есть?», скажет: «Видимо, есть». «Веришь в Бога?», скажет: «Ну, верю». Но если Бог есть, то есть и вся остальная цепочка: Страшный суд, ад и рай, наказание и награда. А главное – есть бессмертие души. А значит, за грехи в нашей в общем-то короткой жизни душе придется отвечать вечно. Вот этого не говорят детям даже самые мудрые учителя. А зря. Без этого – никак. Без этого даже из самых лучших людей получается Грядкин. Он ведь, с одной стороны, – упорный, трудолюбивый, совестливый. А с другой – мошенник и убийца.

– И что же надо было делать? – спросил Коржавин.

– Надо было с 1991 года Закон Божий в школах учить. Говорить детишкам, что все равны перед Богом – все, и генералы, и губернаторы. Что воровать стыдно. Что надо делать добро – только ради добра стоит жить. А им про что говорят?

– Ну про что-то говорят… – сказал Коржавин, которому был не так уж и интересен этот разговор. – Есть ведь и хорошие учителя.

– Ну да. Только затуркали нынче учителей. Теперь одни слово пискнуть боятся, а других еще самих учить и учить… – ответил Бесчетнов. – Если Бога нет, то все можно и ни за что не стыдно. Вот этот Грядкин – почему он так легко пошел на мошенничество? Потому что никто не сказал ему: нельзя. У нас же как – если все так делают, то можно. Но почему никто не говорит себе: пусть все делают, а я не буду?!

– Боятся тогда не успеть… – засмеялся Коржавин.

– А чего ты хочешь, Юра… – заговорила от прилавка Татьяна, уже давно с интересом прислушивавшаяся к разговору. – По телевидению – то криминал, то суд. Вот я когда в школе училась, так у нас в классе висел стенд «Моральный кодекс строителя коммунизма»: кто не работает, тот не ест; каждый за всех, все за одного; человек человеку друг, товарищ и брат. Нет-нет да и прочитаешь.

– Вот именно… – сказал Бесчетнов. – А сейчас общественность (он выговорил это слово как-то особо издевательски) спорит, можно ли в школе преподавать Закон Божий. То есть можно ли в школе говорить детям: «Не убий, не укради, возлюби ближнего своего как самого себя»? Про жуликов – в лучшее время, а о божественном митрополит Кирилл – раз в неделю, в субботу, в 8 утра, когда самый сон…

– Так это поди рейтинги… – сказал Коржавин.

– При советской власти отличные рейтинги были у ливерной колбасы – потому что другой не было! – внушительно проговорил Бесчетнов, и все засмеялись.

– Это да… – покрутил головой Коржавин.

– Может, если бы народу показывали что-нибудь хорошее, так ему бы и понравилось? – предположил Бесчетнов.

– А ты думаешь, наш народ еще можно перевоспитать? – вдруг серьезно спросил его Коржавин.

Бесчетнов усмехнулся.

– Знаешь, про что была моя первая заметка в газете? – спросил он. Коржавин помотал головой – откуда?

– В конце советских времен ехал я в автобусе, и залезла тетка с полными сумками колбасы. А времена были уже голодные! Ее спрашивают: откуда, мол, такое добро? А она так беззаботно: да вот через забор с мясокомбината перебросили. Я говорю: так вы же, тетенька, украли! Она как взвилась: ты, мол, молодой еще, меня жизни учить. И что меня удивило – остальные-то стояли молчком. А постарше меня были. Вот в школе учили нас, что при советской власти создан будет человек нового типа. И создали. Это человек такой: он не думает, не спрашивает, не бузит, не митингует, ничего для себя не требует. Он привык жить на самообеспечении: чуток заработает, чуток украдет. Но советская власть кончилась, а советские люди-то остались!