Сергей Тепляков - Двуллер-2 - Коля-Николай

– А вам-то какое дело?! – вскипел он. – Суд-то признал.

Бесчетнов на миг онемел. При всей своей многолетней практике он ожидал от следователя чего-нибудь похитрей. Он даже думал, что, может, не всю правду изложил ему Грядкин (Бесчетнов привык, что в подобных ситуациях люди рассказывают только то, что делает их белыми и пушистыми), есть наверняка какая-нибудь деталь, от которой вся история Грядкина поблекнет или хотя бы станет сомнительной. И вот оказывается – нету у Бушуева ничего за душой!

– Суд признал?! – задохнулся Бесчетнов. – Суд? Да при чем здесь суд? Это ты Радостеву посадил на девять лет, ты. Ни хрена из того, что должен был сделать, не сделал, и посадил. Что – суд? Может, судья в этот день с похмелья была или ей у Радостевой не понравился цвет волос. Судья за свое ответит. А вот ты – ты как мог такое дело сдать?

Бушуев смешался – чего это какой-то журналист его жизни учит?

– Да какое уже дело? – заговорил Бушуев. – Баба сама дура – любовника своего выгораживала. Сказала бы, как есть.

– Так ты бы расследовал, как надо, и сам бы все нашел… – ответил ему Бесчетнов. – Бабок бы соседских опросил – уж они-то точно видели, что к Радостевым кто-то приезжал.

Бушуев с тоской подумал, что да – соседей они в тот день опрашивали спустя рукава.

– Если ты чего напишешь, я на тебя в суд подам! – зло сказал Бушуев.

– Ох ты, напугал! – засмеялся Бесчетнов. – Я вот прямо сейчас твою фамилию в газете пропечатаю, да объявлю, чтобы все, кого ты вот так в тюрьму посадил, дали от себе знать. И думаю, у меня через месяц будет материалов тебе лет на десять! Повоюем?

Бушуев бросил трубку. Он смотрел на телефонный аппарат тоскливыми глазами. В голове было пусто. Хотелось напиться.

Бесчетнов, услышав в трубке гудки, захохотал.

– Трубку бросил! – сообщил он смотревшим на него Петрушкину и Наташе.

– И что он тебе сказал? – спросил Петрушкин.

– Да говорит: «Я-то ни при чем, суд признал»… – ответил Бесчетнов.

– Вот гад! – воскликнула Наташа.

– Это да! – поддержал ее Бесчетнов. – Ни хрена, как я понял, во время следствия не сделал, упек тетку в тюрьму и судом теперь прикрывается.

– И что теперь будешь делать? – спросил его Петрушкин.

– Да фиг знает… – озабоченно сказал Бесчетнов и погрузился в свои мысли.

В прокуратуре после заявления Грядкина возбудили дело, и оно, судя по нервному Бушуеву, кое-как, но двигалось. А вот Бобров, которого Бесчетнов попробовал найти по названному Грядкиным адресу, оказалось, помер давно, задолго до того, как ездил с Грядкиным из тюрьмы к Ирины.

«По всему получается, не Бобров это был, а просто жил кто-то по его документам… – думал Бесчетнов. – И поди найди теперь этого толстяка…».

Строитель, которого в тот роковой день привел Радостев, уже и сам сидел за что-то в тюрьме. По плохому знанию русского языка он считал, что сидит как раз за это убийство, что оговорили его проклятые русские, повесили на него чужой грех. «Захочет ли он говорить правду? Да и какая она, правда, теперь у него в голове?» – размышлял Бесчетнов. Оставался еще Мишка, но Бесчетнов думал, что идти к нему уже, пожалуй, бесполезно: все эти годы Мишка жил у Радостевых, и что у него нынче на уме, захочет ли он спасать мать – кто знает?..

– Я тебе говорю: Грядкин – герой нашего времени! – заявил Бесчетнов Коржавину. – Герой!

Они стояли у узкого, протянутого вдоль стены, столика пивнушки. Сама пивнушка представляла собой крашеный синим вагончик, установленный на базарчике недалеко от редакции. В пивнушку эту и Бесчетнов, и Коржавин захаживали не раз. Работавшие здесь по очереди женщины, Татьяна и Вика, знали их, иногда наливали в долг.

Нынче в пивной было пусто. Коржавин зашел под конец рабочего дня к Бесчетнову и выманил его в пивную – идти один не хотел. За первой кружкой пошла вторая, потом третья. Заговорили о Грядкине. Коржавин рассказал, что ему все-таки влетело от начальства за то, что устраивал журналистам беседы с Ириной. Коржавин немного печалился этим нагоняем – он опасался, как бы не погнали со службы. Ему было уже за пятьдесят, судьба его не раз давала крутые повороты, но тогда он был моложе, сильнее. Очередной поворот был не так уж и давно – в девяностые годы Коржавина с женой поперли из районной газеты, где они начали резать правду-матку про районное начальство. Из деревни пришлось уехать. Правда, в городе, к удивлению Коржавина, они устроились даже лучше. Но еще одного виража не хотел.