— Что за страсть давать всему точные формулировки. Это жизнь, а не лаборатория. Если мы не присвоим явлению дурного ярлыка, оно, это явление может предстать в ином свете, смешном, досадном, а может и добром. Не определяй. Оставь дефиниции науке. Неужели тебе не хватит сил разобраться с собой? Ты мужчина. Ну, же! Соберись.
Гущин хотел закончить тираду тем, что Кате тяжелее, и что им, верней Сергею, еще предстоит ее уговаривать, и неизвестно, как она это воспримет, но вовремя спохватился. Пока не следовало наводить Сержа на эту мысль. Лишь добиться согласия. Если Колчин сломается, он не станет возвращаться к исходной точке, передумывать, он предоставит событиям развиваться и следовать положенным курсом. И Колчин удивил его. Он быстро, нервно согласился и тотчас добавил:
— Слова назад не возьму. Но есть условие к слову, каламбур, да. Ты сам поговоришь с Катей.
— Позволь, Серж, это совершенно неловко. Ты муж, и дело такое деликатное, — встретился глазами с Колчиным, замолчал. Немного спустя спросил севшим голосом:
— Выпьешь водки? Но сегодня не напиваться. Я еду с тобой к Катерине. После напьемся.
Николай разбирал полы у себя в мастерской. Дома его ждала молоденькая жена, третья по счету, но он договорился с Ириной, и ждал ее до половины одиннадцатого. Давным-давно стемнело, мобильный Ирины равнодушно сообщал, что абонент находится вне зоны обслуживания. Возможно, муж заехал за Ириной в театр, и она была вынуждена отключить телефон. Неужели, нельзя улучить момент и предупредить? Дома Николай заявил, что у него срочный заказ, придется всю ночь вкалывать. Конечно, можно вернуться, отговорившись тем, что сроки сдачи заказа перенесли, но не хочется выплескивать раздражение на жену, она и сама дает достаточно поводов для скандала, если еще и Иркины грехи на нее повесить — не выдержит без тренировки. Поженились-то они недавно, вот через год-другой привыкнет отдуваться за все. К тому же Николай выпил половину бутылки перцовки, приготовленной к свиданию, и тащиться через весь город поздним вечером лень. Теща многозначительно уйдет в свою комнату, жена начнет сокрушаться, зачем пьет в одиночку, он не сдержится — и пошло-поехало. А полами давно собирался заняться: выбросить гнилые доски, настелить фанерные щиты.
Николай бывал предупредителен с подругами первые три месяца, с женами — полгода. В отношениях с мастерской наблюдался постоянный трепет и обходительность. Жены-подруги приходили, уходили, мастерская у него была одна и требовала заботливого внимания. Здесь в принципе можно жить в периоды неприкаянности, здесь он полный единоличный хозяин, никакая женская рука не уродует стеллажи миленькими вазочками, а кушетку веселенькими накидочками. Квартира Николая рассосалась в предыдущих браках, мастерская делению не подлежала и служила оплотом, несмотря на сложности с КУГИ и прочими вредоносными структурами. Плату постоянно повышали, грозили выселить всех художников скопом из центральной части города, но до этого не доходило. Да и за долги мастерские отбирали нечасто, если сумел закрепиться в полуподвале или на чердаке — все, повезло, старайся хоть иногда платить аренду, ну, электричество, ну, коммунальные услуги. Хоть иногда. Конечно, случались комиссии, проверяющие, не живут ли художники в подведомственных помещениях, что категорически запрещалось по необъяснимой причине. Запрещалось держать плитки, постели, домашние тапочки, но все держали, стелили и зажигали. Более того, некоторые художники ухитрялись жить в мастерских с семьями, с женами и детьми.
Мастерская Николая располагалась в полуподвале, между Садовой и Канонерской улицами, во флигеле, стоявшем почти на земле, без настоящего фундамента. Она была сырой, темной, но достаточно большой и удобной, на две комнаты и крохотную кухню. Напротив, в таком же точно помещении жила семья переселенцев из пяти человек: двое молчаливых мужчин, похожих друг на друга, как один, совсем уж безгласная женщина, закутанная в платок, и тихий ребенок лет пяти. Так что Николаю повезло с устройством. Меньшую комнату он оборудовал под жилье и библиотеку. Там стояли кушетка, секретер, книжные полки и столик для приема гостей и поклонников. Большая комната служила непосредственно мастерской, с мольбертами, стеллажами, полными картин, красок, подрамников и прочего художественного хозяйства. Даже шкаф, шикарный резной гардероб, найденный на помойке, поместился в мастерской, заняв собою ровно половину кухни. Жена обижалась, что Николай не хочет перевезти к ней все вещи, несколько раз порывалась разобрать шкаф, но натыкалась на решительный отказ. Переставить шкаф в большую комнату подальше от сырости, вечнотекущего кухонного крана Николай также не соглашался. Если считать мастерскую крепостью, как всякий дом, то шкаф служил Николаю главной сторожевой башней.
Читать дальше